Алиса и Диана в темной Руси

– О! Ёкарный бабай, и этот карлик водил нас всю ночь туда-сюда? – и закрыла лицо руками, уж очень ей хотелось спать.

Но старшая сестра знала, что всякое живое существо может пригодиться.

– Или навредить! – пробурчала младшая, засыпая.

Алиса снова не обратила внимания на то, что Динка прочла ее мысли и рассыпалась в приветствиях:

– Как звать-величать тебя, мил человек? Это ты каркал или наш ворон Тимофей?

Мохнатая кучка разразилась дурным самодовольным визгом, закивала глупой головой и замурлыкала сладко-сладко, пританцовывая на Алисиной печенке:

– Я. А то кто же? Кличут меня духом Моховым, от того, что живу во мху. Нежить я добрая, наказываю лишь тех, кто собирает ягоды в неурочное время. И не веду людей на погибель, а лишь замучу до полусмерти, да и отпущу подобру-поздорову.

Моховой – крошечный дух, покровитель лесного мха, обитающий в болотистой местности. Если он захочет спрятаться, то легко превращается в кочку. По роду занятий он постовой: следит, чтобы ягоды не собирали в неурочное время. А тех, кто попадется на этом, Моховой строго наказывает: в такое место заведет, из которого уж очень трудно выбраться самому, или заставит кружить путника по лесу на одном и том же месте – водит и водит кругами до той поры, пока вконец не измотает. Но обычно Моховой не ведет людей на верную погибель: помучив, отпускает подобру-поздорову.

– Нашелся тут добряк! Да было бы на дворе светло, я б на твое карканье и внимания не обратила, – осерчала Алиска.

– Ух ты ж, ух ты ж! – самодовольно передразнил гигантскую массу лилипут и прыгнул человеку на нос. – А вот откушу тебе то, что ты до неба задрала, будешь знать!

И вцепился девочке в ноздрю. Та брезгливо, двумя пальчиками оторвала Моховичка от лица и равнодушно отбросила его подальше. Карлик три раза перекувыркнулся, пообещал отомстить и исчез. Девочка прижалась к младшенькой и тоже уснула, невзирая на пыхтение небосвода:

– Добрыня Никитич размахнулся левой рукой, а калика шла середочкой. Стал он своею дубиною помахивать, как махнул, так пала улица, отмахивал – переулочек, прибили всю силу неверную и обратились к славному городу…

День начал уже клонится к вечеру и сестры проснулись. Дина нырнула в мох и вынырнула оттуда с узелком, полным морошки и с кедровыми шишками в карманах – подарок от кедрового стланика. Поклевав подножный корм, дети вспомнили о Тимофее. Алиса вздохнула:

– Скучно без него.

– А мне и с ним скучно, – сквозь зубы процедила Диана.

Старшая озабоченно присмотрелась к младшей:

– Ты у нас какой-то пессимисткой растешь!

– Зато ты у нас старушка-веселушка: то плачешь, то рыдаешь, то перед матерью истерики закатываешь!

Алиса смутилась, был за ней такой грешок. Она знала, что делает это не из-за душевных травм, а как бы специально да назло близким, но ничего не могла с собой поделать. Настала очередь Дианы внимательно присмотреться к сестре:

– А почему ты здесь не катаешься по полу и не ревешь по всяким пустякам?

Алиса огляделась и поморщилась:

– Наверное, потому что в Заболотье пола нет. Хотя… Я регулярно лила слезы в темной Руси. Помнишь?

– Не помню.

– Я больше не буду вам всем причинять боль своими истериками, – пообещала Алиса. – Честное пионерское!

Диана подозрительно покосилась на нее, она не знала что такое «честное пионерское»:

– А не брешешь? Поклянись!

– Клянусь своим зубом мудрости.

Диана не поверила ее клятве: «Какой еще такой зуб мудрости?»

Она закряхтела, поднялась и, впялив свое всевидящее око в горизонт пустынной тундры, страдальчески произнесла:

– Пошли, чего расселась!

И они побрели на ночь глядя туда, куда глядели глаза «кошки» Дины. А Моховой бежал за ними следом да квакал лягушкой, каркал вороном, плакал дитятей, ухал филином и махал невидимыми крылами, точь-в-точь как змей Горыныч. Но люди на то и люди – имеют свойство учиться на своих ошибках. Поэтому ученицы не пугались, не останавливались, а лишь вздрагивали и пробирались по настилу изо мха навстречу темной-темной ночи.

– Эх ты, нежить глупая, Моховик-дубовик, мал бесстыж твой дикий лик! – вздыхала время от времени Алиса.