Алиса в Нью-Йорке [Эльза в Нью-Йорке]

Алиса стояла перед зеркалом в полный рост, щеки ее пылали, дыхание участилось. Глаза лучились, как две звезды. Она была прекрасна! Увы, она была прекрасна.

Я бы хотел закончить рассказ на этом месте. Черт возьми! Я закончу его! Но нет, он не закончился на этом. Я не сочинял его. Я только пересказываю.

Я хотел бы воздать должное и мудрому полисмену, и даме, которая спасает девушек от агентов по найму, и даме-прогибиционисту, пытающейся истребить конфеты с ликером, и небесному лоцману, возражающему против пошива костюмов для актеров (но есть ведь и другие люди!), и тем тысячам добрых людей, которые всегда на страже и оберегают молодых людей от ловушек большого города; и закончить указанием на то, как все они своими действиями способствовали тому, чтобы Алиса добралась-таки до благодетеля своего отца, который стал ее другом и спасителем от бедности. И таким образом история странствий Алисы закончилась бы, как ей и следует согласно стародавним канонам жанра. Я бы так и сделал. Но вынужден в двух словах сказать о том, что последовало далее.

Пока Алиса любовалась собой в зеркале, господин Оттер подошел к телефону и набрал некий номер. Не спрашивайте меня, что это за номер.

— Оскар, — сказал он, — я хочу, чтобы ты зарезервировал для меня тот же столик сегодня вечером... Что? Ну тот, в мавританском зале, слева от цветника... Да, два. ... Да, той же марки, что обычно, и иоганнисбергер[3] восемьдесят пятого года к жаркому. Если не обеспечишь требуемую температуру, сверну тебе шею... Нет, не с ней... Правда не с ней... С другой, ты ее не видел: красотка, Оскар, настоящая красотка!

Усталый и утомленный читатель, если не возражаете, я закончу парафразом несколько слов, которые, как вы вспомните, были начертаны им — тем, не сняв перед которым шляпу вы будете стоят с тыквой на плечах вместо головы. Да-да, сударь, с тыквой.

Затеряны, Ваше Превосходительство. Затеряны Ассоциации и Общества. Затеряны священники всякого толка, истинные и мнимые. Затеряны Реформаторы и Законодатели, рожденные с божественным состраданием в ваших сердцах, но с почитанием звонкой монеты в ваших душах. И затеряны таким образом вокруг нас каждый день.