Алиска

Тикитикитикитики-цокцок-цок—цок—цок-цок-тык-тук-тык-тук

шлип-цик-шлип-цик-цик

«МЦК →»

Сырой подземный переход. Мерные жёлтые лампы, как будто с тускнеющей плёнки советского кино, мелькают в чёрных смолистых лужах. В глянцевом задыхающемся асфальте отражаются ноги, много ног. Шлип-цик-шлип-цик.

Сначала едва заметно. Силишься расслышать. Кажется или нет? Нет же, нет! Сквозь скрежет каблуков пробиваются ошмётки звуков. Всё отчётливее и отчётливее. Выстраиваются в линию. Сплошной поток. Как струя свежего воздуха, случайно ворвавшаяся в затхлую, преющую комнату.

Расстёгнутое чёрное пальто буквой «А» поигрывает полами. Красный с оранжевым шарф вяло обнимает шею и тяжёлой плетью падает почти до земли. Она пристукивает каблучком серенького ботиночка. Иногда отворачивается, иногда смотрит исподлобья блестящими чёрными глазами, словно выписанными ловким и точным движением китайского каллиграфа. Но чаще она закрывала глаза. И каждую ноту, казалось, вытягивала остреньким подбородком, напрягая прозрачную шею.

Она пела песни неизвестных народов на непонятных языках. И лики каждого народа отражались в её голосе, и были сами отражением её. Шлип-цик-цок-тык-тук-тык-тыки.

Он шёл хмуро и разболтанно. Исхоженные кеды, подраненная кожа тёмной куртки. Остановился возле неё, пытливо наблюдая за её вокальной сценой.

Дождавшись паузы:

– Поёшь?

Она отвернулась и, метнувшись обратно, небрежно поправив выпавшие чёрные прядки волос, очертя голову начала новую песню.

– Давно поёшь? – громче сказал он.

А она только лукаво поглядывала на него, но как бы не видела, и продолжала петь.

– Будешь чаю? – спросил он после того, как почти смиренно, но без разочарования, простоял ещё несколько песен.

– Буду. Алиса, – она протянула ему руку и, тут же резко освободившись от пожатий, юркнула к своим вещам, стоявшим поодаль, проворно собрала брошенные ей кем-то на ходу деньги и бодро зашагала вперёд. Опомнившись, он кинулся за ней.

– Я Ваня. Ну, вдруг тебе это интересно.

Не обращая на него внимания, она завернула в ближайшее кафе. Скорее, магазин-кафе: такие обычно располагаются около крупных пересадочных станций, где все прохожие – мимопрохожие, проходящие.

Она купила не чай, а просто кипяток и достала из сумки небольшой кулёк с пирожками, который развернула перед Иваном:

– Бери. Ну, спрашивай! Чего ты там хотел узнать?

– Хорошо, спрашиваю… Давно поёшь?

– Всегда.

– Кру-у-то… Где-нибудь учишься?

– Везде!

– Даже так? И чему же ты учишься?

– Всему, – пожав плечами, ответила Алиса не раздумывая.

– Понятно… А ты прикольная, Алиска! Я хотел бы познакомить тебя со своей женой.

– Зачем? – Алиса осторожна глотнула кипяток. – Ты любишь цирк?

– Цирк? Не знаю… Может быть…

– А я нет.

– Почему?

– Просто. Просто не нравится. Когда приходишь к ним, ощущение, что они – циркачи – знают о тебе всё. Они знают, когда ты будешь смеяться, когда ты вожмёшься в кресло от страха. Ты – в их мире. Соглашаешься на их правила – а что делать, но сам сидишь тундуком и ничего не понимаешь.

– И не решаешь?

– Наверное.

– Я музыкант.

– Я знаю. Струнник – по пальцам видно. Скорее всего, гитарист. Но это я уже по лицу поняла.

– Хех. Что, так плохо?

– Ну, слегка несвеже – потаскано. Слушай, можешь, когда допьёшь, оторвать ярлычок от своего чайного пакетика? Я их собираю.

– А сама, значит, только кипяток дуешь?

– Ну так тем и интереснее коллекционировать: отбираю у собеседников по чае– или кипятокопитию. У меня их уже много.

– Ки-пя-то-ко-пить – ки-пя-то-ко-пить… Хорошее вступление для песни.

– А ну-ка! Давай попробуем.

Продавщица магазина сначала насторожилась, даже оторвалась от переписки по телефону. Из подсобки вышла другая. Они переглянулись друг с другом, и, заулыбавшись, стали слушать импровизацию тех странных двоих, сидящих в углу зала. Обычно по вечерам оттуда доносятся совсем другие песни.

– А ничего так вышло. Как, говоришь, твою жену зовут?

…

– Оля, знакомься, это Алиса. Она будет с нами петь.

В коридоре маленькой квартирки стояла худощавая женщина с ребёнком на руках. Сзади неё была растянута верёвка с сушившимися детскими футболками и шортиками. Из комнаты выбежал ещё один малец с опухшими от слёз глазами, но, испугавшись чужого человека, шмыгнул обратно.

– О, да у вас тут дым коромыслом, как я поглажу.

– Алис, ты проходи-проходи.

«Ну, минут сорок?»

«Думаю, да. Для начала»

«Значит, нам нужно собрать репертуар на сорок-шестьдесят минут»

«Олега звать будем?»

«Лютня?»

– Лютня?

«Потом, попозже»

«Оль, мало́го успокой!»

«Группы надо сделать»

«И канал на Ютубе»

«Само собой»

– Va musitando sus quejas

Con su flautín de carrizo,

Seguido por sus ovejas

Como si fuera un hechizo¹…

«Договорись с братом насчёт антикафе»

«Уже!»

– El flautín…

Del pastor…

«Оля, смотри! Полтора косаря подписчиков!»

– Ay, ay, ay…

Canta así…

«Расширяем репертуар»

«Олега зовём»

– Лютня?

«Едем в Питер!»

«Оля! Десять тысяч подписчиков! Десять! Тысяч!»

– El pastor ya va de vuelta,

Pues el sol se está ocultando,

Va subiendo por la cuesta

Para guardar su rebaño…

«Давай поменяем ей репертуар? Сколько можно эти песни?»

«Думаешь?»

– Ay, ay, ay…

«Ну ты же знаешь, что с её голосом можно всё»