Алитет уходит в горы

— Надо их уложить в мешки, и я запломбирую каждое место.

— Зачем? — удивленно спросил Ярак. — Пусть висят. Так им лучше. Положить в мешки успеем, когда пароход увидим в море. Сквозняк сделаем, они проветриваться будут.

— Ты вздумал учить меня пушному делу? — сурово спросил Жохов. — Сопляк ты еще! У меня в Красноярске громадные склады были. Я двадцать пять лет работаю по этому делу.

Ярак стянул с веревки песца и, вывернув шкурку чулком, сказал:

— Жохов, смотри: вот жир на мездре. Охотники не привыкли хорошо обрабатывать шкурки. У них нет отрубей. У Чарли я всегда чистил отрубями. Чарли хорошо знал, что надо делать со шкурками. И Рультына чистила, и Мэри чистила — все мы чистили.

— Пошел к чорту со своим Чарли! Я получше Чарли знаю, что мне делать. Брось эти отруби и делай, что велят.

Ярак взволнованно взлохматил свои густые волосы, причесанные по-русски, и сказал:

— Пожалуй, так испортится пушнина, Жохов. Чарли говорил, что если такие шкурки попадут в трюм парохода, растают они там. Тепло в трюме. Жир просачиваться будет в ворс. Желтыми станут шкурки.

— Делай, что велят тебе. Закажи женщинам пошить мешки. Начнем упаковывать всю эту партию.

— Как хочешь. А я хотел сначала почистить их, потом на улицу вывесить. Иней сядет на шкурки, и они будут белые, белые!

— Делай, что говорят. Мешки закажи! — раздраженно крикнул Жохов и ушел со склада.

Ярак долго смотрел на дверь, за которой скрылся Жохов.

— Неправильный человек, — со вздохом сказал Ярак и пошел в яранги разговаривать с женщинами.

Он шел и думал о шкурках.

В одной из яранг он встретился с доктором.

— Ну, как дела, красный купец? — добродушно спросил Петр Петрович.

— Дела хорошо, только немножко плохо, — ответил Ярак и рассказал доктору о разговоре с Жоховым.

Доктор заинтересовался и долго расспрашивал Ярака о пушнине, о ее хранении, обработке. Шел снег, а они все стояли и разговаривали.

Жохов сидел у себя за столом, щелкал косточками на счетах и что-то записывал, когда вошел доктор.

— Здравствуйте, Наум Исидорович! Живем в одном месте, а встречаемся редко.

— Это к лучшему, доктор. Меньше мешаем друг другу… — угрюмо сказал Жохов.

— Слушайте-ка, гражданин хороший. Я сейчас беседовал с Яраком. Интересные вещи он мне рассказал насчет пушнины. Он недоволен вашим распоряжением.

Жохов отодвинул счеты в сторону и, глядя на доктора поверх очков, безразлично сказал:

— А мне какое дело, доволен он или недоволен… Вы слушайте его больше! Может быть, приучите его к ябедничеству.

Доктор нервно зашагал по комнате:

— Нет, извините! Тут дело не в ябеде. В его рассуждениях о пушнине есть резонные соображения.

Жохов расхохотался, и руки его на трясущемся животе то поднимались, то опускались.

— Слушайте, доктор: вы же образованный, ученый человек, а понять того не можете, что он ведь дикарь еще, — пренебрежительно сказал Жохов. — Я четверть века работаю с пушниной. Теперь учиться я у него должен? Тьфу, противно даже разговаривать!

Пыхнув папироской, доктор, строго глядя на Жохова, сказал:

— Я очень далек от того, чтобы Ярака считать дикарем. Скажу больше: я убежден, что он прав. Мне непонятно лишь одно: почему его разумный совет вы не хотите использовать? Нельзя упаковывать пушнину в мешки, пока Ярак ее не обезжирит.

— Знаете что, доктор, — вспылил Жохов, — я заведующий факторией! Меня послало ОКАРО на эту работу, а не вас. И за работу фактории отвечаю я. А поэтому прошу вас не совать свой нос в мои дела. Я не хожу к дам в больницу и не учу вас, как лечить людей. Кстати сказать, и больные-то к вам не идут. Вот об этом вы позаботьтесь.

Доктор молчал. Лицо его покрылось пятнами, нижняя губа задрожала. Он встал и, не простившись, пошел к — двери.

— Гусь нашелся какой! — крикнул ему вслед Жохов.

Взволнованный доктор почти бежал к больнице. За все время жизни на Севере он никогда еще не был так раздражен. Доктор и без того тяжко переносил свое вынужденное бездействие. Все меры, принимаемые им совместно с учителем, не давали никаких результатов. Люди не шли в больницу. Единственно, что ему удалось, — это вылечить от чесотки одного мальчика-ученика.

Доктор добежал до больницы и, взявшись за перила крыльца, остановился, тяжело дыша от возбуждения.

— Доктор, ты что стоишь здесь? — участливо спросила Мэри, заметив его необычайно расстроенное лицо.

— Ничего, ничего, Мэри. Я сейчас приду. Но только я должен сходить к учителю.

Учитель Кузьма Дозорный стоял у плиты и жарил на сковородке оленье мясо.

— А, доктор! Проходите, проходите в комнату! Сейчас будем оленину есть, — радушно проговорил он.

Доктор подошел к небольшому самодельному шкафчику, заполненному книгами, безразличным взглядом пробежал по корешкам книг и сел на стул.

В маленькой комнате учителя было чисто и уютно. Самодельный диванчик накрыт оленьими шкурами. Эти шкуры лежали около кровати и под ногами, у письменного стола. Доктор как будто впервые заметил все это и подумал: «Хорошо у тебя, Кузьма».

Учитель вошел с шипящей сковородкой.

— Вы что мрачны, доктор, как осенняя туча?