Спать совершенно не хотелось, горло не болело и, вообще, я чувствовала себя бодрой и полной сил. Спустив ноги с кровати, попробовала встать. Полова не кружится, не шатает. Пространственная ориентация в норме. Одела легкую обувь, стоящую рядом, которая очень напоминала земные тапочки белого цвета. А еще говорят, что палата для выздоравливающих… У нас в таких только хоронят! Поплелась в соседнюю палату. Очень уж хотелось увидеть Стаса!
Удалось прошмыгнуть незамеченной. Погодин лежал на кровати и тоскливо изучал потолок.
– Стааааас! – громким шепотом позвала я, на цыпочках пробираясь к нему.
– Алька! Живая! – обрадовался он, – лежу тут, никто ничего не говорит, посетителей не пускают.
– Зато у меня аншлаг в палате!
Я присела на краешек его кровати и рассказывала про наше спасение, излечение, про прилет бабушки Пелагеи и о разговоре Элвэ и Copгa.
– Знаешь, Аль, – вдруг сказал Погодин, – у тебя ведь тоже есть эленмарские корни. Мужик этот, тангир, неплохой, может ты и правда прислушаешься к Хуньке. Она хоть и взбалмошная, но тебя искренне любит и плохого не посоветует. Только слепой не увидит, как вы друг на друга смотрите…
– И это говоришь мне ты? – удивилась, услышав его слова.
– А что я? – отозвался Стас, – на меня ты никогда так не смотрела! Больше скажу, ты так не смотрела даже на Истархова, несмотря на то, что он тебя приворотной гадостью опоил. Аль, поверь, как другу, упустишь свой шанс – будешь потом жалеть.
– Глупо жалеть о том, чего не было… – попыталась ответить я.
– У тебя это уже есть. Поэтому глупо не попробовать…
– Сговорились? – беззлобно проворчала в ответ.
– Просто очень хочется, чтобы ты была счастлива, Аль.
– Спасибо тебе, Стас! – наклонившись, поцеловала в колючую щеку, – я тебе тоже желаю счастья, большого- прибольшого!
– Хотелось бы… Только пусть это будет не крупная влаппи и не мужчина ксури… – весело отозвался Погодин.
– Значит мужчину другой расы ты допускаешь? – откровенно заржала я.
– Язык у тебя, Верник, еще хуже, чем у Фархунды порой!
– Да, ладно тебе! Мне все равно с кем ты будешь, лишь бы тебе хорошо было! – смеясь встала с кровати и потопала к дверям.
– Язва! – беззлобно пробурчал Погодин.
– Что выросло, то выросло! Ампутировать поздно! – показала ему на прощанье язык и ретировалась в свою палату.
Выздоровление растянулось не на два, а на целых три дня. Конечно, посещения были, но все, как сговорились! Беседовали со мной в основном о здоровье, о погоде, о рационе столовой. Даже бабушка Пелагея избегала тем, которые так меня интересовали. Одно радовало – приходила она неизменно вместе с легаром Соргом. Мои предки держались за руки и не спускали друг с друга глаз, но стоило спросить что-нибудь, касаемо их взаимоотношений, как разговор неизбежно переводили на другую тему. Хунька без умолку трещала о занятиях, Фингорме и прочих общих знакомых, неизменно передавала привет от корабликов, но составить по ее рассказам подробную картину происходящего вокруг было не реально. Тангир Элвэ меня больше не посещал, от этого становилось грустно и даже немного обидно, где-то в душе…
– Ну, что, принцесса, – сказал вошедший доктор Тавилас, – вот и закончились твои мучения в медицинском блоке. Можете приступать к службе, курсант!
– Спасибо! – искренне поблагодарила я.
– Форму вам доставят. Через час легар Сорг ждет вас у себя!
Доктор вышел, оставив меня в полной растерянности. Время было уже позднее, но начальство, равно, как и семью, игнорировать нельзя. Переодевшись в форму, поспешила в преподавательский блок.
Глава 29
Знакомый привратник встретил механическим «Как вас представить?» и кадета Верник впустили в блок легара ВЗА Белиготара Сорга.
– Аленька, детка моя, – вышла меня встретить бабушка Пелагея.
– Привет, ба, – выдохнула я, обнимая ее и вдыхая родной и любимый с детства запах, – соскучилась по тебе ужасно! Ну, как ты тут?
– Здравствуй, птенчик, – тут же вышел из кабинете улыбающийся легар.
– Поладили? – весело спросила бабушку, кивнув на Сорга.
– Пытаемся, – усмехнулась она.
Эленмарец подошел к нам. Сначала крепко обнял меня, а затем отстранился и по-хозяйски положил руку на талию Пелагеи Джоновны, отчего щеки ее заалели, а в глазах появился счастливый блеск. Именно так блестят глаза у мамы, когда папа шепчет ей что-то очень трогательное и успокаивающее.
– Я так за вас рада! – тихо сказала я, любуюсь парой своих предков.
Бабушку очень любила с самого детства, а легар Сорг… он… он тоже, как-то сразу родным стал, сердце и душа приняли этого мужчину, память о котором столько лет хранила моя прапрабабушка.
– Аленька, – всплеснула руками Пелагея Джоновна, – что же мы стоим? У нас же там стол… и ужин, а тебе питаться сейчас нужно хорошо, ты после болезни…
– Гея… – попытался достучаться до бабушки дед, – она не только наш птенец, но еще и офицер, боевой офицер, прошедший крещение!
– Тар! – грозно посмотрела на него ба, – я лучше знаю, что нужно детям после болезни. Ты закал бульон?
– Я сделал все, что ты просила, моя птичка! – ответил он.