При виде этой девушки я остолбенел. То была она, двойняшка Кирстен Данст, блондинка из паба «Плуг».
– Привет, – робко отозвался я.
– Извините, раньше никак было не вырваться.
– Прости, Рамон, мне следовало предупредить, что Джейн хочет с тобой познакомиться.
– Очень приятно! Джейн, по-моему, мы уже знакомы.
– Да, как ни старался этому помешать мой полудурок шеф. Едва ты вошел в паб, я поняла, что ты – это ты. Виолета – мастер описывать людей. Иначе ты выглядеть просто не мог.
Джейн было не больше двадцати пяти лет, она была веселая, острая на язык, даже грубоватая. В ее наряде было что-то хипповское. Ей нравилась этническая музыка и джаз, она сама по вечерам пела в клубе.
– Послушай, Джейн, наш испанский друг родом из Кордовы. Он явился из края мудрецов и философов и разбирается в алхимии и единорогах, – произнесла Виолета с едва заметной иронией.
– Спасибо, что представляешь меня как старого друга. Но, Джейн, на самом деле мы с Виолетой познакомились только позавчера. Я охотился за одной книгой и вот при содействии старого букиниста набрел на дом с единорогом.
– Ха-ха-ха! – отозвалась беспардонная Джейн. То был грохот прорвавшейся плотины или взорвавшейся ракеты фейерверка. – Так это любовь с первого взгляда!
Я тоже улыбнулся, чтобы обратить слова Джейн в шутку. Наконец-то мы с ней познакомились! Но мне хотелось поговорить о Фламеле и единорогах.
– У тебя что, выходной в пабе?
– Ну да. Наплела шефу, что пойду по врачам, дескать, к гинекологу надо, освобожусь поздно, так что вообще не вернусь.
– Слушай, Джейн, у тебя интересный испанский. Похоже на каталонский акцент. Ты что, родом из Каталонии?
– Моя мать из Жироны, но я родилась в Челси, на улице Манреса.
Очередная улыбочка.
– А мой отец – француз, но работает здесь, в Сити, вот уже несколько десятков лет. Он из тех клерков, что облачаются по выходным в джинсы и называют себя лейбористами, хотя мне кажется – в день выборов он голосовал за Тэтчер.
Джейн снова расхохоталась.
– Она страшная врунья. Все, что она сказала, – неправда, – пояснила Виолета.
– Ты женат, Рамон?
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
– Просто так, но по виду ты тянешь как минимум на разведенного.
– Не знаю, что ты там углядела, – на мне не может быть следов того, чего не было. А еще я не гей, если это твой следующий вопрос. Но никто не мог вынести меня дольше трех месяцев. И мне уже перевалило за сорок. А еще вчера сорока не было. Именно сегодня мне стукнул сороковник, а я так и не испытал так называемого кризиса женатых мужчин. К тому же я не интеллектуал, а архитектор на жалованье. Архитектору никогда не выдать себя за интеллектуала, скорее на такое способен ученый и скучающий путешественник, поклонник прекрасного. А сейчас прекрасным, например, является кадр, в центре которого вы находитесь. – И я пальцами изобразил рамку.
– Ну ты и нагородил! Уж не знаю, как ты теперь из этого выберешься, – веселилась Джейн.
– Не хочу показаться мачистом, но вы мне нравитесь обе.
Собственные слова напомнили мне о моем португальском друге, Луише Филипе Сарменту: стоило ему увидеть красивую девушку, как он распускал хвост длинных седеющих волос, закрывал ими все лицо – в стиле femme fatale[21]
– и произносил: «Ведь правда я самый привлекательный парень на свете?»Девушки, переглянувшись, снова расхохотались. Я забеспокоился, что сижу перед ними с совершенно идиотским видом, но тут Джейн меня удивила:
– Я два года проучилась в Севилье.
– В Севилье? И что именно изучала?
– Историю. А еще я немного разбираюсь в средневековом искусстве. Готова ответить на любой вопрос о кордовских Омейядах.
– Ладно, учту. Ты собираешься преподавать?
– Нет, мне это не нравится. В Севилье от преподавания впадают в депрессию, кабинеты психоаналитиков всегда битком набиты институтскими профессорами. Я теперь пытаюсь поступить в Лондонский университет. Хочу еще поучиться, а потом читать там лекции. Да, преподавание на таком уровне вполне устроило бы меня как способ заработать на жизнь.
Когда Джейн говорила серьезно, лицо ее становилось на редкость красивым.
Я решил сменить тему:
– А откуда вы друг друга знаете?
– Мы сестры и подруги, – ответила Виолета.
– И живете вместе?
– Нет, – ответила Джейн.
– На фасаде твоего дома тоже есть единорог?
– У меня нет дома. Я живу в крохотной квартирке на улице Чепстоу вместе с двумя другими девчонками.
Пока Джейн рассказывала о своих соседках, в кафе вошел старичок с книгой в левой руке и тростью в правой.
– Глядите! Этому человеку сто восемьдесят лет.
Сестры посмотрели на меня с удивлением.
– Откуда ты знаешь? – спросила Джейн.
– У него на лбу написано бессмертие, – пошутил я.