Вика сама понимала, что они не имеют права бездарно терять время и ту уникальную возможность, которую предоставила им судьба.
— Ладно, — произнес примирительным тоном Виталик, — так и быть, расколюсь. Я ведь, надо признаться, сложа руки все это время не сидел. И
— Ты же поставил всех нас в смертельную опасность! — воскликнула Вика. — И не только нас, но и вообще всех жителей города! Ты разве забыл, что он сделал с этой несчастной официанткой?
После совершенного Титовым убийства Вика выкроила возможность позвонить Виталику, рассказать о случившемся и предупредить его в двух словах, чтобы не делал глупостей. Титов об этом, кажется, не пронюхал.
Помрачнев, Виталик ответил:
— Прекрасно помню. И когда ты мне позвонила, понял, что мы не имеем права бездействовать. Потому что одно дело подвергать опасности себя и даже своих близких, а другое — любого и каждого. И ничего не предпринимать. Опять же, подумай о бешеном койоте. Любой, у кого есть ружье, обязан его пристрелить. А у кого нет, обязан найти ружье и опять же пристрелить его. Ты понимаешь, о чем я?
Вика покачала головой:
— Ты что, всерьез предлагаешь пристрелить Виктора? Но это подсудное дело! Да я и стрелять не умею. А ты?
Виталик простонал, взлохмачивая свою блондинистую шевелюру.
— Викушенька, дорогая, это же метафора! Я это к тому, что мы должны защитить не только себя, но и всех остальных от Титова. Вопрос в том — как. Убить его — дело сложное, хотя, быть может, даже очень и простое, если взять пример с самого Титова, однако, как ты правильно заметила, — подсудное. Потому как мы рискуем, ибо советский суд, самый гуманный суд в мире, может и не поверить, что мы заботились о благе нашего города и уничтожили зловещего маньяка, который виноват в смерти множества невинных жертв. Ибо доказательств не то что прямых, но даже и косвенных нет…
— Наш с ним договор? — спросила Вика.
— Это несерьезно, — вздохнул Виталик. — Безобидная писанина влюбленных дуралеев.
— Прокушенная рыжеволосой официанткой рука? — не сдавалась Вика.
— Уже теплее. Однако рана-то у него заросла. Если бы судмедэксперты исследовали ее
Вика с огромной досадой подумала, что самолично дезинфицировала и перебинтовывала эту рану, являвшуюся, по сути, доказательством причастности Титова к убийству.
Виталик подмигнул приунывшей девушке и провозгласил:
— Но если мы не можем расследовать преступления, совершенные Титовым недавно, надо обратиться к тем, которые он совершил давно. А то, что совершал, это очевидно — я специально читал про маньяков, таковыми не в семнадцать лет становятся, их девиантное поведение уже в раннем детстве проявляется. Птички, котята, кутята…
— Это ужасно! — закричала Вика.
— Ну да, выпотрошенный кутенок — ужасно, а
Понимая, что молодой человек прав, Вика спросила:
— И
На что Виталик победоносно ответил:
— Это значит, что нам нужен кто-то, кто хорошо знал Титова, когда он был ребенком и жил в соседней области. И только начинал свою, к сожалению, вполне успешную карьеру маньяка-психопата.
— Но
Виталик, усмехнувшись, заметил:
— Ну, кажется, ты, Викушенька, как и наш драгоценный шизоид, недооцениваешь смекалку докторишки-извращенца. Дело в том, милая моя девочка, что искать этого человека нам не надо!
Коронного «свидетеля обвинения» звали Роберт Иванович, он был пожилым, но еще достаточно крепким мужчиной с седым чубом и пушистыми усами. Роберт Иванович, теперь пенсионер, больше сорока лет отработал в соседней области врачом-психиатром — и около десяти лет назад был лечащим врачом юного Виктора Титова. Вике эскулап сразу же понравился, он располагал к себе степенностью, несколько церемонными манерами, а также открытым взором лучистых темно-синих глаз.
— Мы ведь должны были познакомиться с вами намного раньше, милая барышня, — произнес Роберт Иванович. — Однако не вышло. Витюша опередил нас.
Вику передернуло от этого сюсюкающего имечка:
— Ведь ко мне какое-то время назад обращался молодой человек, некий Игорь Ломакин…
Вика вздрогнула, чувствуя, что на глаза при упоминании имени любимого навернулись слезы.