Алхимия советской индустриализации

О размерах накоплений иностранной валюты за счет валютных интервенций и контрабанды из‐за границы дают представление следующие цифры. Люди отнесли в Торгсин наличной иностранной валюты на сумму 42,4 млн золотых рублей (без легальных переводов из‐за границы). В этой сумме была и валюта иностранцев, находившихся в СССР, но их число было невелико. К тому же иностранцы имели больше возможностей для получения продуктов, в том числе в их распоряжении были Инснаб, товарные посылки и поездки за границу. Например, в благополучном 1935 году, по предварительным данным, поступление валюты от обслуживания иностранных судов в портах должно было составить 2 млн золотых рублей, тогда как поступление наличной валюты в магазины, где преобладали советские покупатели, – 5,2 млн золотых рублей. Есть основания утверждать что львиная доля «живой» валюты поступила в Торгсин из личных накоплений

советских граждан. Цифра – более 42 млн рублей наличной

иностранной валюты, собранной Торгсином, или, исходя из официального обменного курса, более 20 млн долларов США, – может служить мерилом масштабов работы легального валютного рынка нэпа и черного валютного рынка первой половины 1930‐х годов. Наличная иностранная валюта, поступившая в Торгсин, по сумме лишь немногим уступила денежным переводам из‐за границы (46,7 млн рублей).

Кроме царского чекана и иностранной валюты, в стране были ценности и другого рода. Их не прятали в тайниках под полом, вентиляционных трубах или матрасах. Они блестели у всех на виду обручальным колечком на пальце, простенькой сережкой в мочке уха, цепочкой на шее. Трудно представить человека, у которого не было хотя бы одной золотой безделицы; помноженные же на многомиллионное население Страны Советов, эти валютные россыпи составляли огромное богатство. Это понимали и деятели Торгсина. Заместитель председателя правления М. Н. Азовский (1900–1938), выступая в Смоленске перед директорами магазинов Торгсина, коряво, но точно заметил: «Теперь, товарищи, взять бытовое золото. Если даже взять по одному грамму, по одной десятой грамма на человека, то при 160‐миллионном населении что это значит? То же самое и с серебром».

Авторы торгсиновских планов считали, что к началу 1930‐х годов запасы бытового золота у населения составляли «ориентировочно» 100 млн рублей. Признаваясь, что цифра эта приблизительная, ибо золото, «которое накапливалось веками, не поддается учету», они ожидали, что за первую торгсиновскую пятилетку люди отдадут в Торгсин золотого лома на сумму 55–60 млн рублей. И вновь ошиблись. Однако, в отличие от запасов царского чекана, которые были переоценены, надежды на поступление бытового золота оказались заниженными.

События показали, что были у населения и бриллианты. Из Воронежа, например, писали (ноябрь 1933 года): «Как только в Москве, Ленинграде и Харькове Торгсин начал принимать бриллианты, население города Воронежа ежедневно предлагает нашим скупщикам много бриллиантов». Не имея разрешения, воронежский Торгсин вынужден был посылать людей в другие города. Вот другое свидетельство: «Ростов исстари принято считать самым крикливым городом в смысле нарядов и безделушек, а также ношения бриллиантов, кроме того он является самым спекулятивным городом», а между тем, с обидой писал автор, разрешения принимать бриллианты он не получил. В валютном урожае Торгсина бриллианты, драгоценные камни и платина составили 30 млн золотых рублей.

Размах, длительность и жестокость голода в СССР позволяют предположить, что Торгсин в первой половине 1930‐х годов скупил основную массу валютных накоплений граждан, а итог его работы дает представление о реальных объемах народной кубышки. За время своего короткого существования Торгсин собрал ценностей на сумму более 287 млн рублей (по цене скупки). Согласно официальному обменному курсу, это почти 150 млн долларов США, причем покупательной способности 1930‐х годов! Денежные переводы из‐за границы составляют менее пятой части всего торгсиновского урожая, остальное – внутренние поступления, главным образом сбережения населения.