Алхимик (сборник)

– Ну вот! Видите, джаи Биа’? Видите, как мать краснеет от гордости за достижения сына? Она начнет искать ему жену еще прежде, чем солнце коснется края чаши. – Биа’ Ханна закудахтала, ее золотые зубы поблескивали в полумраке семейного хаси. – Заприте крепче своих дочерей, джаи Биа’, она захочет собрать их всех для своего татуированного сына!

Другие женщины засмеялись и присоединились к подшучиваниям, отмечая удачу Биа’ Пашо. Они улыбались Рафелю и бросали на него оценивающие взгляды. Его мать тоже смеялась и принимала шутки и лесть, уже не Биа’ Рафель, а Биа’ Пашо, Мать пашо . Великая честь.

– Смотрите! Он умирает от жажды! – воскликнула Биа’ Ханна, показывая на пустую чашку Рафеля. – Ты забыла нашего нового пашо .

Рафель улыбнулся.

– Нет, Биа’, я лишь жду перерыва в вашем словесном потоке, чтобы заговорить.

– Дерзкий пашо ! Если бы не кваран , я бы надрала тебе задницу. Не забывай, что именно я застала тебя за вырыванием бобов, когда ты был не выше моего бедра.

Женщины снова рассмеялись. Биа’ Ханна играла на публику и гневно размахивала руками.

– Тогда он сказал, что только хотел помочь…

– Так и было!

– …и что же осталось? Клочки зелени! Словно по полю пронеслись пыльные дьяволы. Хорошо, что теперь у него другая профессия, Биа’ Пашо. Твои поля не пережили бы его возвращения.

Женщины джаи хохотали, а Биа’ Ханна не унималась, вспоминая детские проступки Рафеля: каменный сахар, исчезавший, стоило ей отвлечься, перевернутые электростатические маски, козы с пылающими хвостами – озорные истории так и лились из ее золотого рта. В конце концов фонтан воспоминаний все же иссяк, она умолкла и смерила Рафеля взглядом.

– Скажи мне, почтенный пашо , кели действительно едят рыбу? Прямо из озер?

Рафель усмехнулся.

– Они спрашивали меня, действительно ли мы едим койотов.

– Ну да, ну да. Но традиция, Рафель… ведь ты же не ел рыбу?

Женщины затихли, глядя на него, затаив дыхание в ожидании ответа.

Рафель слабо улыбнулся.

– Нет. Конечно, нет.

Биа’ Ханна рассмеялась.

– Вот видите, джаи Биа’? Кровь непременно подаст голос. Можно увезти джаи в Кели, но кровь себя проявит. Иначе и быть не может.

Женщины глубокомысленно кивали, изображая уверенность, но в их глазах читалось облегчение, что он не нарушил традиции джаи. Джаи скорее умрет, чем съест поганую рыбу. Джаи следуют старыми путями.

Разговоры возобновились, и о Рафеле забыли за жаркими обсуждениями, когда будет дождь и не слишком ли часто дочь Биа’ Ренадо видели в компании женатого крюковоина.

Рафель посмотрел на дверной проем. Двор был залит солнечным светом. Сквозь жар и сияние проникали мужские голоса: отца и его друзей‑крюковоинов. Вскоре Рафель присоединится к ним. Они подтолкнут к нему традиционную чашку меза и осторожно отступят, соблюдая кваран . Через десять ударов сердца он возьмет мез с камней двора, они поднимут чашки к синему небу, плеснут немного в пыль и выпьют до дна, пока терпкая жидкость не испарилась с пропеченной земли. Затем повторят ритуал снова и снова, выплескивая и выпивая, становясь все пьянее, пока солнце не коснется горизонта, окрасив алым кости старого города.

Прислушавшись, Рафель мог разобрать слова. Смеющийся голос отца: «Он такой умный вовсе не в меня, должно быть, в деда», – и все крюковоины хохочут, вспоминая Старого Гавара, который вертел крюконожи, словно торнадо, и плевал на могилы пашо , убитых им во время Нашествия на кели. Легендарные подвиги легендарных времен. Теперь толстые колеса кели безнаказанно катались по Сухой Чаше, дети джаи слушали передачи кели и говорили на сленге кели, а внук Старого Гавара запятнал себя с ног до головы секретами келийских пашо .

Рафель помнил деда: высохшего, тощего человека в распахнутом красном халате, выставлявшем напоказ мужественную белую поросль на костлявой груди. Мужчина среди мужчин. Великий джаи, пусть ему и исполнилось полтора века. Рафель помнил черные ястребиные глаза старика, пронзавшие мальчика взглядом, когда дед подтаскивал внука поближе, чтобы нашептывать ему о кровавых битвах и учить понимать жизнь, как джаи. Он бормотал темные тайны в ухо Рафелю, пока мать не ловила их и не уводила сына прочь, ругая Старого Гавара за то, что тот пугает мальчика, а Гавар сидел, парализованный, в своем кресле и довольно улыбался, уставившись воспаленными черными глазами на внука.

Рафель тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Даже в далеком Кели старик шептал о крови в его снах. Такое не забудешь. Особенно в Кели. Следы деяний Гавара были повсюду: памятники погибшим кели, отравленные пеплом озера, зарубки от крюконожей на мраморных статуях, руины‑скелеты сожженных зданий, которые так и не восстановили. Там, где Рафелю снился дед, кели метались в ночных кошмарах.

Рафель осторожно поднялся и обернул вокруг тела свои одежды. Женщины подались назад, инстинктивно соблюдая кваран , три метра в помещении, два на солнечном свету. Так будет продолжаться десять дней – или пока он не умрет. Традиция. В Кели уже не следуют старыми путями.