Альмарик

Непрерывные взмахи сверкающего меча образовали мерцающий круг между чудовищем и его жертвой, а окровавленная пятнистая шкура говорила, что клинок уже не раз пронзил плоть зверя. Но это не могло продолжаться долго; в любой момент я мог оказаться свидетелем, как фехтовальщик будет подмят огромным животным.

Одновременно с этой мыслью я понесся вниз по отлогому склону. Я ничем не был обязан незнакомцу, но его доблестная битва взволновала меня. Я не кричал, а молча бросился вперед, сжимая, в руке смертоносный клинок. В момент, когда я приблизился, огромная кошка прыгнула, и меч, вращаясь, вылетел из руки сражавшегося, сбитого обрушившейся массой. И в тот же миг одним вспарывающим ударом я выпустил саблезубому кишки.

И сразу же отскочил назад, а смертельно раненная кошка с воплем откатясь от жертвы, начала валяться и метаться по траве, ревя и взрывая лапами землю.

От такого зрелища могло стошнить и самого стойкого, и я испытал чувство облегчения, когда искалеченный зверь задергался в конвульсиях и затих.

Я повернулся к мужчине, почти не надеясь обнаружить в нем признаков жизни, ибо видел, что в момент падения ужасные саблевидные клыки гигантского хищника вонзились ему в глотку.

Он лежал в большой луже крови, его горло было страшно изуродовано. Было видно, как пульсирует в ране большая шейная вена, но неповрежденная. Огромная когтистая лапа располосовала ему бок от подмышки до бедра самым ужасным образом. Я видел обнаженную кость, из разорванных вен струилась кровь. Но к удивлению, человек был не только жив, но и в сознании. Правда, пока я его осматривал, его глаза подернулись пленкой и потускнели.

Я оторвал полосу от его набедренной повязки и наложил на бедро жгут, несколько уменьшивший ток крови; после этого беспомощно посмотрел на него. Несомненно, он умирал, хотя мне было кое-что известно о выносливости и жизнестойкости дикой природы и ее людей. А этот человек был именно таким; с виду он был таким же свирепым и волосатым, хотя и не столь огромным, как тот, с которым мне пришлось драться в первый день на Альмарике.

Я продолжал беспомощно стоять, как вдруг что-то зловеще просвистело мимо уха и вонзилось в склон позади меня. Я увидел торчащую в земле длинную дрожащую стрелу, и в тот же миг услышал яростный крик. Оглядевшись вокруг, я увидел полдюжины волосатых мужчин, несущихся ко мне, на бегу прилаживая стрелы к лукам.

Непроизвольно выругавшись, я помчался вверх по короткому склону; свист стрел вокруг головы будто приделал крылья к моим пяткам. Очутившись под прикрытием кустарника, окружавшего ложбину, я не остановился, а продолжал бежать дальше, раздосадованный и разгневанный. Очевидно, люди Альмарика были столь же враждебны, как и животные, и правильно будет избегать их и в дальнейшем.

Внезапно я обнаружил, что мой гнев вытеснила фантастическая мысль. Я понял некоторые крики мчавшихся ко мне людей. Слова были произнесены по-английски, да и при первой встрече мой противник тоже говорил на этом языке. Тщетно я напрягал ум в поисках объяснения этому. Я обнаружил, что, хотя неодушевленные и одушевленные предметы на Альмарике часто очень напоминали земные, между ними всегда присутствовало и разительное отличие — в веществе, в качестве, в форме или образе действий. Здравый смысл отказывался признавать, что конкретные условия на разных планетах могли развиваться настолько параллельно, что привели к появлению идентичного языка. Но я не мог ставить под сомнение то, что слышал собственными ушами. Выругавшись, я оставил этот вопрос как слишком невероятный, чтобы сейчас тратить время на его обдумывание.

Возможно, этот случай, а может быть взгляд, брошенный на далекие саванны, наполнили меня беспокойством и чувством неприязни к бесплодной гористой стране, где я столько пережил. Встреча с людьми, несмотря на всю их странность и враждебность, разбудила во мне желание человеческого общения, и это безысходное стремление вылилось, в свою очередь, в отвращение к окружающему. Я не надеялся встретить на равнине дружелюбные человеческие существа; но решил рискнуть, несмотря на то, что никакого представления об опасностях, которые мне могут повстречаться, не имел. Перед тем как покинуть холмы, какая-то прихоть заставила меня соскоблить с лица обильную поросль и подровнять косматые волосы с помощью кинжала, полностью сохранившего остроту бритвы. Мне трудно сказать, почему я это сделал, скорее сработал естественный инстинкт человека, отправляющегося в новую страну и желающего выглядеть «на все сто».

На следующее утро я спустился на травянистую равнину, простирающуюся к югу и востоку, насколько хватало взгляда. Я двинулся на восток и преодолел в этот день много миль без каких-либо приключений. Мне повстречалось несколько извилистых рек с травой вдоль берегов, превышающей мой рост. Я слышал, как в этой траве фыркали и ворочались какие-то тяжелые животные, и обошел их далеко стороной. Впоследствии выяснилось, что предосторожность была совсем не лишней.