Алмазный город

Вот только людей пока нет рядом верных! В который раз он с тоской вспомнил своего верного друга и правую руку – Митрофана Батю. Сгинул где-то в горах Урала – солнцепоклонников искал. Так то – журавль в небе, а у людей в руках была синица пойманная, да Лейба Давидович её из рук и упустил!

Первоначально пришедшая к Дмитрию мысль подобраться поближе к загадке исчезновения клада по мере того, как удивление некачественным расследованием убийства капитана второго ранга Романова сменилось уверенностью в том, что кто-то намеренно замял дело, теперь прямо-таки зудела в голове – нужно действовать! Золото вряд ли уплыло за границу. При всей дерзости похитителей логичнее было на время затаиться. Не могли же они всерьез поверить, будто большевики отдали судьбу сокровищ в руки недобросовестного следователя, который ничтоже сумняшеся решит похоронить все следы клада в пыли архивов… Может, там, наверху, сочли клад чистой фикцией? Но Флинта за что-то же убили!

И поскольку первым и пока единственным в будущем длинном списке преданных Гапоненко людей значился муж красивой учительницы, Дмитрий назавтра вызвал его к себе повесткой.

Крутько был внешне спокоен, но даже непосвященному бросилась бы в глаза его напряженность. Прежде чем определить, какую роль отвести ему в своем плане, Дмитрий Ильич решил выяснить, кто предстанет перед ним: фанатик революции, человек без определенных убеждений или затаившийся монархист?

Николай Иванович Крутько происходил из семьи мелкопоместных дворян, а из этой среды выходили как верные слуги царя, так и пламенные революционеры.

Гапоненко решил в разговоре с ним сразу брать быка за рога. Он всегда действовал по принципу: главное – ввязаться в бой, а там – где свои, где чужие – разберёмся. Он пристально посмотрел на сидящего перед ним военврача: тот побледнел и стал нервно хрустеть пальцами. Проняло! Значит, не потерял силу знаменитый убийственный взгляд Чёрного Паши. Мало кто прежде мог его выдержать. Вот и этот опустил глаза, ждёт своей участи с покорностью жертвенного тельца…

– Догадываетесь, зачем я вас вызвал?

– Думаю, требовать мою душу.

– Значит, вот куда вы меня определили? В дьяволы? Советского офицера, стоящего на страже интересов рабоче-крестьянского государства?

Не мешает припугнуть этого интеллигента!

Николаю Ивановичу стало не по себе. За маской внешней доброжелательности у майора ОГПУ явственно проглядывали волчьи зубы.

– Но ведь для чего-то же я писал вам расписку? Кровью…

– И вы решили, что услуга, которую я от вас потребую, будет непременно богопротивна?

– Услугу другого рода я мог оказать вам и так, из благодарности, по зову сердца…

– Простите, но я не знаю вас настолько, чтобы доверять свою тайну и требовать, чтобы она была сохранена. Но, как говорится, раз уж вы пришли… Словом, для одного конфиденциального дела мне нужен человек… Верный! Как вы относитесь к кодексу чести? Кое-кто из наших товарищей считает, что это – пережиток прошлого…

– Выходит, я человек старомодный, и сам уже пережиток, но верю: общество, отвергающее понятие чести, обречено на вымирание. Вернее, на деградацию, что, впрочем, ещё хуже…

– Хорошо, не будем витать в эмпиреях! Скажите, Николай Иванович, вы никогда не хотели стать Шерлоком Холмсом? Или Натом Пинкертоном?

Глаза Крутько заблестели.

– Господи, Дмитрий Ильич, какой мальчишка не мечтает об этом!.. В детстве, помню, я был выволочен за ухо из отцовского кабинета – изучал сквозь лупу какой-то его документ!

– Чем больше общаюсь с вами, тем больше жалею, что пришлось воздействовать на вас таким грубым методом. Но вы должны меня понять работать в учреждении, где никто никому не верит, а если и верит, то непременно проверяет… Ни одного надежного человека на примете! Вот и пришлось на вас нажимать… Дело в том, что на Кубани – не в разведке, не в военных действиях – в обычной деловой командировке был убит мой лучший друг!

Тут Дмитрий Ильич покривил душой, но иначе как было объяснить свой интерес к этому делу?

– Убит подло, ножом в спину… Ко всему прочему, дело попало в чужие равнодушные руки, было наскоро закрыто и сдано в архив. Убийца остался безнаказанным, смерть друга – не отомщенной. И я считаю делом чести – уж вы-то меня понимаете! – найти и покарать преступника. К сожалению, дело на доследование вернуть мне не удастся, а привлекать к себе внимание собственным расследованием – значит заранее обречь его на поражение… Словом, мне нужна ваша помощь!

– Понимаю, – протянул Крутько, хотя на самом деле он не понимал ничего: что может сделать военный врач, который знает в совершенстве лишь одну науку – как лечить людей!

Гапоненко протянул ему два листка.

– Вот кратко обстоятельства его гибели. А это – словесный портрет человека, который внедрился в отряд, выдавая себя за полковника Рагозина.