Алмазный город

– Щит, друг мой, невидим глазу… как туман. Нет, скорее, как ядовитый газ, что стелется над болотами. А ещё точнее, как сон: его вроде нет, но он есть…

Всемогущий рассмеялся над собственными неуклюжими сравнениями.

– Каждый человек, который вступает на территорию щита, теряет себя. Теряет своё "я". Он перестает думать, соображать, ему не хватает воздуха и жуткий страх овладевает им. Некоторые от этого страха умирают на месте. Другие теряют сознание. Их потом вытаскивают слуги Арала. Но наказание для ослушников одно: нижний этаж, колодки, жизнь, которую охотно меняют на смерть. На жертвенном алтаре.

– Неужели никто никогда сквозь щит не прорывался?

– Никто. Некоторым удавалось выйти, когда щит снят, но таких слуги Арала, специально обученные поиску, всегда находили. А у беглецов, покинувших Аралхамад, участь одна – смерть!

Алька содрогнулся. Выходило, что прав Саттар-ака. Теперь, повзрослев, он знал, что побегов не было так давно, что выходящие на дежурство у щита относились к своим обязанностям не слишком дотошно. Всемогущий получил от своих предшественников целую систему, позволяющую скрывать от младших посвященных время, когда защита барьера снята. Посвященные узнавали о своем дежурстве обычно в самый последний момент, но и тогда не знали, в какой из четырех часов их бдения защита барьера снята. Более того, часто дежурство было просто отвлекающим, то есть щит был закрыт, а посвященным позволялось думать, что в какой-то час он может быть и открыт. Кроме того, маг мог и подстраховывать дежурных ещё одним караулом, но в другом месте. Словом, это было так сложно, что ни у кого просто не возникало желания эту систему определять. Тем более что на дежурство разрешалось брать кости, еду, а кое-кто для таких целей заначивал вино, так что бдение было необременительным и позволяло неплохо провести время и даже свободно поболтать, потому что подслушивать здесь или подсматривать было просто неоткуда.

В тот день, когда на курьеров Аралхамада напала уфимская милиция, маг сообщил Алимгафару время открытия коридора для обратного пути. Прежде о том знали лишь его сопровождающие. Как чувствовал! Или ощущал своим "третьим глазом": может произойти неладное…

Сейчас Алимгафар еле дождался времени, когда он смог подняться и, не привлекая внимания, позвать Батю для помощи в кухонных работах.

– Молодец, сынок, – торжествовал тот, толкая перед собой тачку с углем для топки печей. – Мы уйдем отсюда так, что ни одна собака нас не найдёт, поверь старому следопыту!.. Осталась самая малость…

Алимгафар похолодел. Он чувствовал, что Батя-таки решится на опасное предприятие.

– Батя, разве не о свободе ты мечтал все эти годы? – проговорил он тоскливо. – Чего тебе ещё надо?!

– Сокровищ! – оскалил зубы бывший контрабандист. – Неужели я потерял пять лет жизни лишь для того, чтобы уйти отсюда голым и босым?

– Но ты же говорил, что у тебя кое-что припрятано.

– Кое-что – мне мало! Мало для того, чтобы забыть весь этот подземный ужас! Они должны сполна заплатить за все… Ты подробно рассказал, каких мест касается всемогущий, спускаясь в сокровищницу. Я их заучил и теперь с закрытыми глазами смогу пройти по его следам.

– А если я чего-то не заметил? Сокровищница начинена ловушками! Не туда наступишь, не того коснешься – ты покойник!

– Не дрейфь, сынок, что уж ты хоронить меня собрался? Мы ещё поживем с тобой красивой жизнью…

– Я пойду с тобой! – твердо сказал Алимгафар.

– Ещё чего, поговори у меня! Не посмотрю, что здоровый вымахал! Двое на узкой тропе будут лишь мешать друг другу. А если тебя хватятся? И не думай. В случае чего делай вид, что ты ничего не знаешь!

– Батя!

– Тебе завещаю: всё равно уходи отсюда! Негоже христианину жить в этом вертепе. Ради меня ты должен жить среди людей своей веры!

Глава семнадцатая

– Господи, какая хорошенькая девочка! – всплеснула руками Евдокия Петровна. – Прямо ангелочек! Где вы её нашли, Катерина Остаповна?

– Это – дочь моей подруги, Оленька. Она пока поживёт у нас, я вам потом всё расскажу.

Олю привели в комнату к Павлику, и теперь она чинно сидела на краю маленького диванчика, сжимая в руках любимую куклу. Мальчик смотрел на неё во все глаза: таких красивых девочек ему случалось видеть только на картинке. Она сразу затмила собой все его игрушки, даже крокодила, даже огромного надувного слона – дедушка надувал его так долго! Слон был почти как настоящий. Но девочка была лучше, это Павлик решил сразу. Он даже подумал, что с удовольствием женился бы на ней, а мама, так и быть, пусть остается папиной женой!

– Как тебя звать? – почтительно спросил он. Девочка внимательно посмотрела на него, но не сказала ни слова. "Она, наверное, не русская", подумал мальчик и спросил по-английски:

– Вот из ё нейм?

– Же не парль па, – сказала на всякий случай по-французски Оля; её мама, в отличие от мамы-Гапоненко, не ставила себе целью учить ребенка многим языкам – разве что французскому… Но тут вошла мама Павлика.

– Вы уже познакомились? – спросила она.