Алмазный огранщик: Будда о том, как управлять бизнесом и личной жизнью

Остановившись у последней алмазной фабрики на границе с пустыней, размером не более виллы, пьём сильно ароматизированный индийский чай из маленьких чашечек, а ребятишки и экзотические женщины из прислуги выглядывают из-за черепичных стен и навесов, хихикая и смотря во все глаза на белого человека, впервые за долгие годы проходящего этой дорогой. Мы покидаем этот дом и последнюю фабрику, оставив суету позади, как бы уходя от своего бизнеса к подножию священной горы в поисках внутренней жизни.

Ночуем в скромном постоялом дворе у подножия горы. Его построили по своему вкусу добровольцы из числа наших собратьев по алмазному бизнесу, чтобы приезжать туда всякий раз, когда возникает осознание такой духовной потребности. Перед самым рассветом Дхиру молча приводит меня в особый внутренний двор, откуда начинается тропа к вершине. На каменных стенах вырезаны молитвы двадцати пяти веков, здесь мы оставляем обувь, ибо восхождение по этой каменной тропе должно быть совершено босиком в знак уважения к святости этого места.

Мы в предрассветных сумерках двигаемся вперёд вместе с тысячами пилигримов. Воздух прохладен. Впадины, протёртые в камнях под нами, напоминают о том, что, выходя каждым утром в течение столетий, миллионы ног взобрались на гору этим путём. Восхождение длится несколько часов, но их почти не ощущаешь, окружённый со всех сторон возвышенными мыслями и молитвами паломников, надёжными как скала под ногами.

И вот мы на вершине и вступаем под сень небольших, вырезанных из камня храмов, святилищ и алтарей, ещё более тёмных внутри, чем темнота снаружи. Мы просто движемся вслепую на ощупь, садимся, где придётся, и застываем в медитации на холодных камнях. Света нет, едва слышны беззвучные молитвы. Чувствуешь не только дыхание и стук сердца тысяч людей вокруг, но и охватившее всех ожидание.

Все паломники, обратившись лицом на восток, сидят на склоне вершины, обращённом к равнинной части Индии. Тьма в закрытых для медитации глазах начинает едва заметно отступать; вскоре появляются розовые, затем шафрановые и вот, наконец, золотисто-бронзовые тени поднимающегося индийского солнца. Мы остаемся, мы все остаемся в медитации, каждый обдумывает свою жизнь и то, как он будет теперь жить после возвращения.

Никто не брал с собой воду или пищу, это было бы почти кощунством по отношению к горной святыне. Нам пора вставать, и вот, совершив поклонение храмам, мы начинаем вприпрыжку спускаться к подножию. У всех теперь приподнятое настроение, ребятня хохочет и убегает вперёд. Первый раз в своей жизни вы понимаете, какое это всё-таки чудо – обувь, потому что ваши непривычные к камням ноги начинают всё больше опухать и кровоточить. И тем выше вы оцениваете это великое изобретение.

И только тогда я узнаю, что Дхиру Шах, этот весёлый маленький темнокожий алмазный дилер, провёл первые годы своей жизни у ног духовных наставников на этой самой горе. И только потом я узнаю, что во время его визитов в Нью-Йорк на совет директоров иностранных филиалов он, похоже, соблюдает пост и глубокой ночью совершает молитвы в своём маленьком гостиничном номере над сверкающими огнями Таймс-сквер. Его офисы в Бомбее излучают тепло семейного очага; он заботится о каждом из своих служащих как о сыне или дочери, одним помогая оплатить свадебную церемонию, а другим – похороны близкого человека. Через него целыми днями проходят сделки на миллионы долларов, а он озабочен тем, чтобы не взять себе ни цента, если тот предназначен для других целей.

Дома он столь же хорошо руководит своей собственной семьёй. В те годы, пока я тесно сотрудничал с семьёй Шах, они жили в крохотной квартирке на третьем этаже небольшого тихого дома в местечке под названием Виле-парле. Г-жа Шах была состоятельной и до замужества, а Дхиру (вступивший в брак, уже имея сына по имени Викрам) прибавил к её богатству своё, и люди вокруг стали назойливо призывать их переехать в апартаменты побольше. Дети, мол, растут, и им требуются собственные комнаты. Но семья продолжала жить, как жила годами: дед оставался в отдельной удобной комнате с входом через кухню, окружённый всеобщей заботой и уважением; остальные, посмеиваясь, устраивались на ночлег под звёздами, тесно сдвигая свои постели, чтобы поместиться на балконе и во сне наслаждаться ночным воздухом и ароматами цветущих деревьев. И даже когда наконец была достроена их многокомнатная квартира в элитном районе города, всё закончилось тем, что спать они стали вместе в угловой комнатке. В тесноте, да не в обиде! И они счастливы.

Я это вот к чему. У американцев, не исключая меня самого, всегда был очень циничный взгляд на отродье, которое мы называли «бизнесмены», и когда в 60-е годы я подрастал, это слово в чей-либо адрес звучало почти как оскорбление. Стереотип бизнесмена был такой: волчара, одетый в подчёркнуто деловой костюм, со слишком быстрой речью, живущий только ради денег и готовый на всё ради денег, равнодушный к нуждам окружающих его людей. Только представьте себе этот портрет!