Алмазный век, или Букварь для благородных девиц

Констебль много читал. В это время Нелл разрешалось быть в доме, лишь бы она не шумела. Часто он выставлял ее за дверь и связывался с друзьями по большому медиатрону в стене библиотеки. Обычно Нелл уходила в домик, но иногда, особенно в полнолуние, оставалась в саду. Он казался гораздо больше, чем на самом деле, потому что состоял из множества отдельных садиков. В такие лунные ночи Нелл любила сидеть среди зеленых бамбуков. Здесь была красивая каменная горка. Нелл прислонялась спиной к камню и читала Букварь. Иногда из дома, где констебль Мур разговаривал с медиатроном, доносился басовитый гогот и поток добродушной матершины. Довольно долго Нелл полагала, что это не сам констебль, а кто-то из его друзей; в ее присутствии он всегда был очень корректен и сдержан, хотя чуточку эксцентричен, но как-то ночью она услышала несущиеся со стороны дома рыдания и вылезла из бамбуковой рощицы взглянуть, что там происходит.

Через стеклянную дверь она не могла видеть медиатрон, расположенный в этой же стене. Его свет озарял комнату, превращая обычно теплое и уютное пространство в пляску ядовитых вспышек и длинных зубчатых теней. Констебль Мур придвинул мебель к стенкам и скатал китайский ковер, обнажив пол. Нелл всегда думала, что пол – дубовый, как в ее домике, но оказалось, что это – тоже медиатрон, светящий более тускло, чем стена: на нем были текстовые документы, графики, редкие видеофрагменты. Констебль стоял посреди всего этого на карачках и выл, как дитя; слезы скапливались в плоских блюдцах его очков и капали на медиатрон, зловеще подсвечивающий их снизу.

Нелл хотелось вбежать и утешить его, но было слишком страшно. Она стояла в нерешительности, и внезапно поняла, что напоминают ей вспышки. Конечно взрывы... вернее, видеозапись взрывов. Она попятилась и вернулась в домик.

Через час из бамбуковой рощицы донеслись нездешние звуки волынки. Констебль и раньше порой выдувал несколько пронзительных нот, но впервые Нелл слышала полное исполнение. Она не особо разбиралась в волынках, но решила, что выходит совсем неплохо. Констебль играл похоронный мотив – коронах, такой грустный, что у Нелл едва не разорвалось сердце; вид констебля, рыдающего на карачках, не так переворачивал душу, как его музыка.

Он закончил и перешел к более веселому и быстрому пиброху. Нелл вылезла из домика в сад. Стебли бамбука рассекали силуэт констебля на сотни вертикальных полос, но она потопталась на месте, и глаз собрал изображение в одно. Констебль стоял в озере лунного света. Он сменил пиджак и брюки на клетчатую юбочку, рубашку и берет, как будто бы форменные. Когда дыхание иссякало, он с силой вбирал воздух, грудь надувалась, серебряные эмблемы и значки поблескивали в лунном свете.

Он оставил двери открытыми. Нелл вошла в дом, даже не стараясь ступать тихо – звук волынки заглушал ее шаги.

Огромные медиатроны на стене и полу были заполнены бесчисленными окнами, сотнями и сотнями отдельных панелей, как стена на городской улице объявлениями и плакатами, от маленьких, с ее ладошку, до больших – с настенный календарь. Панели на полу показывали в основном документы, таблицы, диаграммы (много деревьев) или замечательно вычерченные карты с подписанными по-китайски реками, горами и деревнями. Разглядывая их, Нелл несколько раз вздрагивала – ей казалось, что по полу ползет что-то маленькое, черное, но это были не тараканы, просто оптический обман, возникающий из-за движения карт и цифр. Они были очень рактивны, как слова в Букваре, но, в отличие от Букваря, откликались не на действия Нелл, а, как решила она, на какие-то далекие события.

Когда она наконец подняла глаза на медиатронную стену, то заметила, что панели там гораздо крупнее, и в них идут либо стоят видеофрагменты. Изображение было на редкость четкое. Она видела пейзажи: сельскую дорогу, мост через высохшую реку, пыльную деревеньку – из нескольких домов вырывалось пламя. Были и люди: говорящие головы китайцев в грязной военной форме на фоне темных гор, облаков пыли и темно-зеленых машин.

В одном видеофрагменте человек лежал на земле, его пропыленная форма сливалась с бурою почвой. Внезапно изображение двинулось: оно не стояло, как соседние. Кто-то шел мимо камеры: китаец в широких синих штанах и с повязками на лбу и груди – некогда алыми, а теперь совершенно бурыми от пыли. Когда он вышел из кадра, Нелл всмотрелась в лежащего и только сейчас поняла, что у него нет головы.