Алое и золотое

Идя сегодня на кухню и проходя возле комнаты тестомесицы Агаты, Мина услышала плач. Раздраженно, она попыталась пройти мимо, случайно нарушив чье-то личное уединение, но плач был двойным. И второй был писклявым и тонким. Мина развернулась и с размаху открыла дверь. Агата тут же оказалась под кроватью. Мина увидела только ее миленький зад. Жаль, кроме зада, у Агаты все было лошадиное.

— Что здесь происходит? — строго спросила девушку Мина привычным хозяйским тоном, чем еще больше напугала Агату.

— Агата, давай уже вылезай, — как можно более сострадательным тоном повторила Мина — и вытаскивай, что ты там прячешь. Клянусь моим будущим богатством, я ничего никому не расскажу.

Агата вылезла. И вытащила за собой маленький сверток. Откуда на Мину посмотрело маленькой сморщенное личико, как у старичка.

— Я думала, что дети должны быть кругленькими и гладкими — почти испугалась Мина.

— Это когда они хорошо едят, — плакала Агата, — Вообще-то, старуха Гретель неплохая женщина, она собирает с улиц практически всех безотцовых рожениц. Поэтому многие к ней идут. Но, за каждую провинность она так нещадно стегает розгами, что молоко пропадает сразу, после появления в этом доме. И в доказательство она сняла с себя рубашку: Ее тело было ужасным, а одна из грудей так и вовсе была рассечена на двое. Агата заметила взгляд Мины и смутилась:

— Хозяйка сказала, что это нечаянно получилось, что такого больше не повториться и заплатила мне шесть жалований за один раз. После этого следы наказаний остаются надолго. Но не навсегда, со временем они пропадают. Зато она никогда не вычитает из жалования.

— Сколько в доме таких детей — спросила Мина?

— Шестнадцать

— Сколько служанок в доме и сколько из них могут кормить? — Женщин около восьмидесяти, Кормить могут десять. Но скоро уже не смогут, — грустно сказала Агата, — женщины наказываются плетью или розгами под самым ничтожным, а иногда и выдуманным предлогом, а часто, ради просто одного развлечения Берты, которая наговаривала всякого на несчастных жертв.

Где находится подземелье, где их бьют? — потребовала ответа Мина

Агата аккуратно уложила малыша и пошла показать Мине подземелье.

Дверь в него была хорошо заперта.

Но Мина начала барабанить и долбиться в эту дверь:

— Госпожа Гретель, я принесла вам лекарство от кашля, почему вас нигде нет?!

Дверь открылась, и Мина увидела страшную картину:

Почти все стены кирпичного подвала были залиты кровью. На полу стояли ведра с розгами, а на столбе, стоявшем, посреди подземелья висели привязанные руками над головой четыре женщины. Все в кровоточащих следах розог. И у одной из них текло молоко по груди и животу. Лишним было говорить, что старуха была только наблюдательницей истязаний. Исполнительницей была Берта.

— Что сделали эти женщины? — ужаснулась Мина?

— О, дитя мое, — это страшные женщины, — прокаркала старуха, — во-первых, почти все они совершили грех прелюбодеяния. Тогда как я, например, любя когда-то безмерно всей душой и всем сердцем, так и остаюсь девственницей во славу Пречистой Девы нашей, верной своему погибшему жениху.

— Но ведь не все они родили добровольно, — возразила Мина, — девушки слишком слабы, чтобы отбиться от насильников. Со мной такое тоже недавно случилось, и если бы мне не помог Страж, одному богу ведово, что со мной бы случилось. А что было бы с вашей верностью жениху, если бы насильники напали на вас? Вы бы совершили смертный грех самоубийства?

— Вот поэтому я и даю им шанс. Хорошую работу. Но они ее портят ради того, чтобы гулять с мужчинами или пестовать нагулянных детей

— Но вы, Гретель фон Линден — не Бог, чтобы их судить! — воскликнула Мина

— Они все подписали контракт, как и ты, дитя мое — скрипуче расхохоталась старуха. — Они все согласились на такие условия. Либо вычет жалования, либо телесное наказание.

— Я могу составить с вами новый контракт? — спросила Мина?

— Какой же?

— Я буду заменять здесь всех провинившихся кормящих матерей.

— О, — поразилась Гретель, — и зачем же тебе это нужно.

— Чтобы эти детеныши выросли и могли зарабатывать сами. И тогда их смерти будут справедливы, — серьезно сказала Мина, раздеваясь и идя к столбу отвязывать кормящую мать.

Берта хлестала ее розгами не щадя, но очень опытно, розгами или плетью она умела причинять наивозможно большую боль, не нанося коже неизгладимых повреждений, и достигла в этом жестоком искусстве высокой степени совершенства. Ей не доставляло особенного удовольствия видеть, как у наказываемой девушки течет кровь, она старалась достигнуть той особенно сильной боли, которую вызывают удары плетью по нежной женской коже, когда тонкая кожа краснела, и под ударами плети нервы тела возбуждаются так, что подпрыгивают в болевых конвульсиях. Было очень больно, но Мина упорно решила не кричать. Она упорно шептала одну молитву за другой:

"Ангел Божий, хранитель мой, ты всегда при мне стой. Утро, вечер, в день, в ночи будь мне всегда поддержкой. Стереги душу, тело моё и доведи меня до жития вечного. Аминь."