Алое восстание

— Ее имя — Эо. Она наша, из Ликоса!

— Теперь ее знают все, Дэрроу. Люди помнят старую легенду о девушке, которую отнял у ее родных бог смерти, но так и не смог сделать своей навечно. Она стала вечно юной богиней весны и каждый год возвращается из подземного царства. Красота дарует жизнь даже из могилы, и память о твоей жене не умрет никогда.

— Моя жена никогда не вернется. — Я отворачиваюсь, не желая продолжать разговор. С этим типом спорить бесполезно: ты ему слово, он тебе десять.

Лифт со скрипом останавливается, и мы выходим в узкий туннель, который ведет к другому лифту, блестящему и ухоженному. У двери дежурят двое Сынов Ареса с лучевиками. Снова долгий подъем.

— Да, не вернется, — продолжает Танцор, — но ее красота и голос никогда не умрут. Эо верила во что-то большее, чем она сама, и смерть придала ее голосу силу, которой не было при жизни. Она была чистой душой, как и твой отец, Дэрроу. Мы с тобой не такие, как они. Мы пачкаем руки кровью и пятнаем свои души, в святые не годимся, но без нас песня Эо так и не зазвучала бы нигде, кроме Ликоса. Только нашим грубым и грязным рукам дано воплотить мечту чистых сердец.

— Ближе к делу, — перебиваю я. — Чего вы хотите?

Танцор пожимает плечами:

— Ты уже однажды пытался умереть. Не хочешь попробовать еще раз?

— Я хочу… — Чего же я в самом деле хочу? В памяти всплывает холодное золотое лицо, отстраненный равнодушный взгляд, ленивый голос. — Хочу убить губернатора! Он не должен жить, когда Эо лежит мертвая. Судья Поджинус, Страшила Дэн… Их я тоже убью.

— Значит, месть, — вздыхает Танцор.

— Ты обещал помочь.

— Я обещал справедливость. Месть — пустое, Дэрроу.

— Я сам пустой. Помоги мне убить губернатора!

— Дэрроу, ты слишком низко летаешь. — Лифт ускоряется, у меня закладывает уши. Подъем кажется бесконечным. — Нерон Августус всего-навсего один из золотых сановников. — Танцор протягивает мне темные очки. Надеваю их с колотящимся сердцем. Мы поднимаемся на поверхность. — Ты должен смотреть шире.

Лифт останавливается, двери разъезжаются в стороны — и я слепну, несмотря на очки.

Зрачки превратились в точки. Зажмурившись, жду, пока привыкнут глаза. Ожидаю увидеть яркий прожектор или факел, но ничего такого нет. Свет идет словно бы со всех сторон, из далекого и невероятно мощного источника, и врожденный инстинкт подсказывает: это изначальный источник жизни — солнце. Я вижу дневной свет. Весь дрожа, выхожу из лифта. Танцор идет рядом, он молчит, только заговори он, я все равно едва ли услышу.

Странное помещение, я такого даже представить себе не мог. Под ногами не металл и не камень — дерево, как на картинках с Земли, и пол покрыт великолепным мягким ковром с тысячей оттенков цвета. Стены из красного дерева, на котором вырезаны деревья и олени. Откуда-то доносится нежная мелодия, и я шагаю вперед, к источнику света.

Одна из длинных стен просторного высокого зала — стеклянная. Ослепительный солнечный свет отражается бликами от приземистого черного ящика с белыми клавишами, из которого и исходит музыка. Дальше, по ту сторону стекла, находится что-то совсем уже странное. Спотыкаясь о ковер, спешу туда и падаю на колени, прижимая руки к холодному стеклу. Из груди вырывается невольный стон.

— Теперь ты понимаешь, — произносит Танцор. — Нам лгут.

За стеклом раскинулся город.

9

Ложь

Шпили высотных зданий, парки и сады, реки и фонтаны — город мечты, голубых вод и цветущей зелени, — и это на якобы бесплодной планете, где нет ничего, кроме гиблых пустынь! В передачах нам показывали какой-то совсем другой Марс. Место, непригодное для жизни? Нет, это средоточие лжи, богатства и баснословной роскоши.

Раскрыв рот, я наблюдаю невероятные картины.

Куда ни глянешь, в воздухе парят люди: золотые и серебряные, других цветов не видно. Они похожи на богов, и их изящные гравиботы ничем не напоминают уродливые громоздкие башмаки наших стражей в шахтах. Вот мимо окна пролетает юноша — загорелый, стройный, грива золотистых волос полощется за спиной на ветру. Держа в руках две бутылки вина, он направляется к висячему саду на высокой пирамидальной крыше. Он уже пьян и вихляется из стороны в сторону. Один наш забойщик, когда в его скафандре отказала воздушная система, дергался и извивался очень похоже, пока не задохнулся. Этому до смерти далеко — он хохочет во все горло и выделывает в воздухе кренделя, уворачиваясь от четырех визжащих девиц в полупрозрачных обтягивающих нарядах. Все они не старше меня, но ведут себя как придурки.

Я ничего не понимаю.