Алое восстание

— Надо все делать по науке, злобная ты ведьма! — орет Микки. — Он станет шедевром моего искусства, но только если ты не смажешь краску на холсте, пока она не высохла. Не порть мою работу!

— Он должен стать совершенным! — парирует Гармони. — Скажи, Танцор! Если он покажет слабость хоть в чем-то, в училище его раздавят, как клопа.

— Это ты хочешь его раздавить! — вопит Микки. — Ты его портишь! Его организм еще не готов к таким нагрузкам.

— Он не возражал.

— Потому что не знает, что может возражать! Танцор, она же понятия не имеет о биомеханике, запрети ей трогать моего парня!

— Это с каких пор он твой? — смеется Гармони.

Микки говорит уже спокойнее:

— Танцор, послушай, Дэрроу сейчас — как призовой жеребец из тех, что были на Земле. Красавец, способный скакать сколь угодно быстро, только погоняй. Быстрее, еще быстрее — пока не разорвется сердце и он не упадет замертво.

После долгой паузы раздается голос Танцора:

— Арес, помню, как-то сказал: чем жарче огонь, тем крепче сталь. Гоняйте парня.

Забыв про тошноту, чувствую вскипающий гнев. Микки сомневается в моей силе? Ну-ну. Да и Танцор напрасно считает меня своим послушным орудием. На Гармони я не сержусь. В ее голосе, в глазах я ощущаю родственную душу. Она тоже кого-то потеряла, это читается на здоровой половине лица. Она не интриганка, как Танцор и его хозяин Арес, и гнев нас переполняет одинаково, делая все прочее мелким и незначительным.

В эту ночь меня душат слезы.

В последующие несколько дней меня накачивают лекарствами, чтобы ускорить белковый синтез и регенерацию тканей. Когда мышцы достаточно восстанавливаются, тренировки возобновляются, и гоняют меня еще больше, чем прежде. Даже ваятель не возражает, хотя его узкое лицо осунулось от беспокойства, а под глазами темные круги. Вообще, в последнее время он как-то отстранился, больше не рассказывает свои истории — такое впечатление, что, глядя на меня, сам побаивается своего шедевра.

С Гармони мы почти не разговариваем, но отношения неуловимо изменились, появился хотя бы намек на взаимопонимание. Мы чувствуем внутреннее родство, однако я с каждым днем крепну, и она все больше отстает, хоть и сама не из слабых, выросла в шахте. И это всего после двух недель тренировок. Дистанция между нашими возможностями продолжает расти. Спустя месяц Гармони уже кажется мне ребенком, но я не останавливаюсь на достигнутом.

Мое тело начинает меняться. Я раздаюсь вширь, мышцы бугрятся, накачанные в концентраторе тяги, к которому добавились упражнения с грузами в камере высокой гравитации. Вначале было ощущение, что меня сейчас раздавит, я едва мог перенести гири из одного конца комнаты в другой, но освоился очень быстро. Плечи стали шире, резче обозначились сухожилия, торс обвит тугими канатами мышц, как броней. Руки всегда были моей гордостью, но после концентратора сила их еще больше возросла. Я могу раздробить камень, просто сжав в кулаке. Микки аж подпрыгнул, когда это увидел. Никто больше не решается обменяться со мной рукопожатием.

Сплю я тоже в высокой гравитации и, когда бегаю по Марсу, чувствую себя быстрым и легким, как никогда прежде. В мышечных тканях активно формируются быстросокращающиеся волокна, и мои руки движутся с быстротой молнии. Боксерская груша, имитирующая человеческое тело, отлетает от моих кулаков, как от пушечного выстрела. Я могу пробить ее насквозь.

Теперь у меня тело, как у золотых высшей пробы, далеко превосходящих второсортную бронзу и изнеженных эльфов. Это раса покорителей Солнечной системы. И главное мое оружие — руки. На вид они такие же, как у любого аурея, — гладкие, совершенной формы, загорелые, — но их мощь непропорционально велика. Если я нож, то руки — его острие.

Совершенствуется не только мое тело. Перед сном я выпиваю бокал тоника с мозговыми стимуляторами и ставлю на скоростное прослушивание учебные тексты по литературе, юриспруденции, истории. У меня в памяти «Цвета», «Илиада» и «Одиссея», «Метаморфозы» и «Царь Эдип» с «Антигоной», «Дракониды», и даже запрещенные для низших «Граф Монте-Кристо», «Повелитель мух», «Исповедь леди Кастерли», «1984» и «Великий Гэтсби».

Минуло два месяца с последней операции, и вот наступил последний мой день у Микки. В клубе гремит музыка, танцовщицы в ударе. Проводив меня после тренировки, Гармони улыбается:

— Сейчас принесу тебе костюм, Дэрроу. Мы с Танцором хотим устроить торжественный обед в твою честь. Эви поможет тебе привести себя в порядок.

Как всегда, сегодня Эви спокойна и бледна, как снег, который показывали по телеку. Смотрю на ее лицо в зеркале, пока она подстригает мне волосы. В свете единственной лампы над зеркалом она и впрямь похожа на ангела, чистого и невинного, но это совсем не так. Эви принадлежит к касте розовых, созданной для интимных услуг, для них совершенная грудь, соблазнительные бедра и чувственные губы — рабочий инструмент. Все так, но Эви еще не утратила искру юности, и ее красота заставляет мое сердце сжиматься. Я вспоминаю другую, столь же юную и прекрасную, которую я не смог защитить.