Альтаир

«Министру (копия — директору института). Секретарю райкома (копия — секретарю парткома института)

Поведение профессора Набатникова А. Г., — каллиграфически четко выводил помощник начальника экспедиции, — недостойно советского руководителя и коммуниста, тем более секретаря партбюро отдела. Он окружил себя случайными молодыми кадрами из студентов… Слабая финансовая дисциплина… Процветает круговая порука… Производится недопустимая слежка за старыми руководящими кадрами, для чего используются технические средства, вплоть до телевидения… Набатников А. Г. превышает данные ему полномочия. Оскорбляет людей и подрывает их авторитет… не терпит критики. Одного ответственного работника назвал «паршивым человеком». В экспедиции создалась невыносимая обстановка. Воспитательная работа не ведется… Самолеты используются для личных надобностей. Так, например, летчица Аверина 3. 3., прикомандированная к экспедиции, в личных целях израсходовала горючее, чтобы слетать за карманной радиостанцией, принадлежащей некоему Багрецову. Она же ради него, опять-таки из личных побуждений, совершила парашютный прыжок вопреки установленным инструкциям, повредила ногу и теперь находится на бюллетене. Продолжать работу в экспедиции не может. Дело страдает. Сам же Набатников…»

Всю ночь писал Медоваров, рассчитывая этими заявлениями спасти свое благополучие: ему было неважно, какими методами сейчас воспользоваться, — грязными намеками или прямой клеветой…

А тот, о ком это писалось, думал о завтрашнем опыте, о судьбах людей, населяющих планету, и думал о нем — Медоварове.

Много повидал людей Набатников, был счастлив, что окружают его люди большой, широкой души. Они живут, работают, любят и ненавидят, делают добро и совершают ошибки. Среди них попадается и дурная трава — колючий чертополох. Но кто же его не распознает? А есть и овсюг, не отличишь его от полезного злака. Овсюг не сеют, он сам умеет зарываться в землю, чтобы жить и расти со всеми. Живет и разрастается не хуже других. А подчас и лучше — он цепкий, нахальный.

Любуешься нашей золотой нивой, взращенной великим трудом, и тебя не покидает тревога за урожай: ведь еще остались сорняки!

Занималось утро. Афанасий Гаврилович вытащил из-под подушки часы — они показывали половину пятого, — быстро оделся и с полотенцем пошел к роднику. Холодная до ломоты в пальцах вода взбодрила его, исчезла усталость после бессонницы.

На вершине горы, у подножия которой был разбит лагерь, медным блеском горели известковые глыбы. Поднималось солнце.

Гора надежно защищала лагерь от взрывной волны и радиоактивных лучей, образующихся в момент взрыва. Кроме того, даже через некоторое время после взрыва нельзя пренебрегать защитой горы, так как некоторые радиоактивные вещества стойки и вредоносны. Во всяком случае до тех пор, пока специальные приборы не покажут, что вредных излучений нет.

Вот почему Набатников, которому было очень важно сразу же увидеть результаты взрыва, и не как-нибудь, а вблизи, решил использовать телевизионное наблюдение. Привезенных ранее телевизоров не хватало — хорошо, что Пичуев захватил с собой еще два, с большими экранами, чтобы разные специалисты могли увидеть взрыв одновременно, а потом наблюдали бы за его последствиями. Конечно, основные исследования должны производиться с помощью всевозможных регистрирующих приборов. Но глаза есть глаза, иной раз лучше всякого прибора они помогают ученому оценивать сложные научные явления. Набатников знал это по личному опыту.