Альтераты: миссия для усопших

– Я для вас всегда была никем. Ещё бы! Рядом с такими умницами и красавицами, как вы с Леркой, должна быть страшненькая и недалёкая подруга, чтобы оттенять прелести, – шипела она, подходя ближе к Соне. – Я не имела право иметь своё мнение. Я всегда должна была подстраиваться, делать только так, как хочется ВАМ! Тебя никогда не было рядом, когда ты мне была нужна! Ни разу… НИ РАЗУ за все семь лет в музыкальной школе, ни ты, ни Лерка не были на моём экзамене, концерте, конкурсе, как бы важен он не был для меня. Всё время идиотские отговорки – мама заболела, брат в больнице, уехала в отпуск… Никогда вам было не интересно, что со мной! О чём Я думаю! О чём мечтаю! Один – единственный раз я рассказала тебе о том, что мне нравится Павел, ты и здесь поспешила напакостить! – она исступлённо шептала, захлёбываясь собственной ненавистью и обидой, а Софья холодно, не мигая, смотрела на неё.

Дарья наслаждалась внезапно возникшей силой в руках, уверенностью в себе и непогрешимости. Она права во всём! Афанасьева даже не спорит. Даже не защищается.

– И сейчас это я тебя убью…

Софья медленно покачала головой, презрительно и самоуверенно ухмыляясь. Тонкая сетка сизых трещин сильнее очертила тонкий подбородок.

– Попробуй.

Рядом с Афанасьевой, нагло скалясь, встал Истомин, а из-за его спины проявилось ещё несколько силуэтов: безразличные фарфоровые лица с пустыми глазницами – её школьные учителя, педагоги по музыке, сольфеджио, одноклассники, соседи, знакомые.

– Ты – ничтожество, – шептали они неживыми губами.

– Тебя никто не любит…

– Ты не кому не нужна…

– Никому не интересно то, что с тобой происходит…

– Ты – бездарность. Тебе только в переходе милостыню собирать.

– Ты страшная очкастая дура, – процедил Истомин, вбивая каждое слово, словно гвоздь в крышку гроба, и сплюнул ей под ноги.

Дарья дрогнула.

Отступая шаг за шагом, съёживаясь под их презрительными взглядами, эхом повторявшими её страхи, прижимая к себе длинный острый осколок, она оказалась, наконец, перед громоздким трюмо, с которого и началась эта история.

– Прекратите, прекратите, – скулила она, отворачиваясь, пока поток ругательств не превратился в бесконечный гул. Дарья истошно заорала: – СОНЯ, ЗАМОЛЧИ-И!!!

Короткий взмах, и остриё осколка с хрустом врезалось тонкую кожу около уха.

Жалкая связка свечей моргнула в серебре зеркал.

***

Дверь в спальню открылась с тихим протяжным скрипом. Щёлкнул выключатель, заливая искорёженное пространство электрическим светом.

– Соня, что здесь ..?

Начинающая полнеть немолодая женщина в светлом, припорошенном снегом полушубке, растерянно осеклась.

Посреди её спальни, под грудой разномастных осколков, придавленная покорёженной рамой старого напольного зеркала, широко раскинув руки и неловко подвернув под себя ноги, растянулось неживое тело, одетое в домашнюю рубашку дочери, коричневую, в знакомую крупную клетку. Немигающие светлые глаза уставились в потолок, навстречу яркому электрическому свету. От виска, из зияющей пустотой раны, пропитывая пушистые пряди тёмным и липким, тянулась струйка неестественно алого, пугающего.

Справа от входа, перед трюмо, дико озираясь и оскаливаясь, подрагивала Сонина школьная подруга, Даша, бледная, с бурыми пятнами на руках и лице.

Взглянув куда-то мимо вошедшей женщины, срывая связки, она заорала:

– СОНЯ, ЗАМОЛЧИ-И!!!

Всхлипнув, девочка резко выбросила руку с зажатым в ней длинным осколком зеркала, и ударила им себя.

Алая кровь, пульсируя пеной, потекла по груди, тяжёлыми каплями заливая светлый, сплошь усыпанный осколками, ковёр. В глазах девушки, продираясь сквозь безумное торжество и ярость, на миг мелькнуло простое человеческое отчаяние, страх, но уже в следующее мгновение тоненькая фигурка качнулась, и Даша рухнула женщине под ноги, поверх битой зеркальной крошки.

Та не успела закричать, позвать на помощь, как завороженная наблюдая за мертвеющей улыбкой. Но если бы она хоть на миг посмотрела в отражение, то, конечно, увидела бы сине-серое существо, тощее, с непропорционально длинными костлявыми конечностями, по-волчьи вытянутой клыкастой мордой и злорадной ухмылкой, которое уволакивало за собой ещё тёплые, сопротивляющиеся души в сумрачную глубину зеркала.

Тогда она бы, конечно, увидела, как девочка в знакомой ей клетчатой рубашке, из последних сил вырываясь из цепких звериных лап, беззвучно кричит ей «Мама!»

Но женщина с холодеющим сердцем смотрела только на два распростёртых, пустых и безжизненных тела, позволив двум душам бесследно растаять в серебристой череде январских морозов.

Глава 8. Квинтовый физик, читавший про склиссов

15 января 2018 года

"Дурацкая, конечно, была идея. Но остановить Саньку Тихомирова в период обострения веселья – дело нешуточное, нереальное" – Ромка колдовал над чайником. После случившейся вчера странной встречи со странной девушкой Лерой, он до трех ночи мастерил самолетик, потом еще долго искал старые дедовы фотографии. Все-все, до единой. Собрал, разложил на столе веером – от самых старых к последним, сделанным за несколько недель до смерти. Везде – острый, молодой взгляд.