Альтернатива вершины Ключ

Все стали пожимать друг другу руки. Володя подошел к молчавшему мрачному Петру Семушину и стукнул его по плечу.

– Ну, – сказал он, – а ты боялся.

– Я и сейчас боюсь, – ответил Петр. – И я хочу тебе сказать, капитан, вот что: лучше поругаться на земле, чем на горе.

– Я с тобой не ругался, Петр, – сказал Володя. – Я просто сторонник принципа единоначалия. Так меня научили на флоте.

– А я с тобой поругался, – сказал Петр. – Мысленно, конечно. Я тебе облегчу жизнь, капитан. Ты все равно должен выбирать – идут только четверо. Я сам отказываюсь от горы.

Володя помолчал немного. Молчали и все вокруг.

– Когда мы с тобой последний раз ходили вместе? – спросил Володя.

– Пять лет назад, – сказал Руслан вместо Петра, – на стену Короны.

– Это когда гроза была, помнишь? – сказал Саша.

– Да-да, – сказал Володя, – мы тогда связали все железо и кинули вниз на сорокаметровом конце. Помнишь?

– А вы, дураки, – сказала Лида, – стали выталкивать из палатки Вадика Кавешникова, потому что у него было два вставных металлических зуба!

– Он, кстати, сильно сопротивлялся! – вспомнил Володя.

– А что ему оставалось делать? – сказал Петр и улыбнулся. – Он запрыгал, как меченый атом: «Ребята, вы что, вы серьезно? У меня двое детей, жена любит, вы что?»

Все смеялись.

– Да, славная была гора, – сказал Володя. – Ладно, Петр, решил так решил.

Возникла неловкая пауза.

– И что? Вы его выгнали? – неожиданно спросил Марат.

– Кого? – не понял Володя.

– С железными зубами.

– Это была шутка, Марат. Тогда было немного страшновато – молнии били непрерывно, все железо светилось и гудело от электричества, из палатки нос страшно было высунуть. Однако нашелся один человек, который вышел на этот жуткий ливень и под эти молнии, собрал все наше железо – кошки, крючья, ледорубы, завязал все железо на длинную веревку и спустил вниз, чтобы молнии, которые очень любят бить в железо, миновали нас.

– Это ты, Володя? – спросил Марат. – Это Петр, – ответил Володя.

Ясным ветреным утром команда была уже на аэродроме – так громко называлось небольшое поле, где полоскалась под ветром полосатая «колбаса» на мачте и возле дощатого домика стоял одинокий вертолет. Отсюда, с плоскогорья, хорошо был виден город строителей – белый горох домов, спички подъемных кранов над серой ребристой ладонью плотины. Снаряжение было погружено, команда сидела на траве. Немного в стороне тоже возлежали на ветерке оба пилота. Единственный провожающий – Петр.

Наконец на дороге, поднимавшейся к аэродрому, показалась машина. Впереди сидела женщина, все узнали Юнну. Пока машина подъезжала, Лида быстро, не глядя на Володю, сказала:

– Одна просьба. Сейчас ты будешь прощаться со своей пассией – не убивай меня до конца.

И, не дождавшись ответа, отошла. В машине кроме Юнны оказались Воронков и Марат. Воронков вышел и уже издали заговорил:

– Ну что, Володя? Мы тут с товарищами обменялись – отдаю я его тебе. Но так договорились – никаких подъемов, пусть сидит внизу, занимается хозработами. И требовать с него построже! Тем более что я еще должен остаться здесь. А вообще, – Воронков сделал попытку погладить сына по голове, отчего Марат недовольно уклонился, – верный мы взяли курс на трудовое воспитание. Есть сдвиги в положительную сторону! Ну, давайте прощаться? Как говорили в наше время – от винта!

Счастливый Марат побежал в самолет и кинул туда свой рюкзак.

– С отцом попрощайся! – сказал Володя.

– Пока! – сказал Марат отцу, но из вертолета не вылез.

– Пока, сынок! – сказал Воронков. Все стали садиться. Володя подошел к Юнне.

– У меня есть один знакомый старик, – сказала Юнна, – который говорит: «Все кончается. Сахар кончается. Работа кончается. Только погода никогда не кончается».

– Дядя Митя, – сказал Володя.

– Да, Бочарников. Ты долго ждал меня вчера?

– Полтора часа.

– Я не могла.

– Я понял.

– Володя, – сказала Юнна, – я думаю, что я тебя люблю. Молчи, не перебивай. Я два с половиной года жила с человеком и никак не могла из себя выжать эти слова. А тебя я вижу всего в четвертый раз… и как-то легко это говорить. Я понятия не имею, что будет дальше. Лишь бы ты был жив. Лишь бы я любила тебя. Все остальное приложится.

– Я думаю о тебе день и ночь, – сказал Володя.

Они помолчали. Володя обернулся: вся команда была уже в вертолете и глядела на них через окна и дверь. Он подал Юнне руку. Возле них топтался Петр, ждавший очереди попрощаться. Володя неожиданно сграбастал Петра и крепко поцеловал. Медленно закрутились винты, из выхлопных труб вертолета, как из ноздрей, вышел синий дым. Сияющий Марат ликовал за окном, Лида сидела мрачнее тучи, Воронков махал рукой.

– Капитан, – сказал Петр, – ты там смотри, не суйся.

– Не бойся, – сказал Володя, – мы на мокрые дела не ходим.