Альтернативная реальность (СИ)

За прошедшие дни душевная боль немного притупилась. Но пришла другая беда - я не мог больше спать. Стоило лишь закрыть глаза, как начинали всплывать всевозможные образы, водить бесконечные хороводы: дед Овсий, кареглазая ведьма Улита, Анжей Вышнегорский, Маниша Блюц, Василий Леонтьевич Кочубей, его дочь Мотря, Мирослава Дольская и пан Михай, гетман Мазепа, сестрица Аленка и голубоглазая изменщица Альта. То что-то шептали, то кричали. Мальчонка, зарубленный мной в Батурине, взяв за руку, молча водил по городу мертвых. Теперь здесь жили одни только тени. Шеин, то и дело, превращаясь в удава, обвивался вокруг моего тела и сверлил глазами, демонстрируя белые клыки, шипел: "Заставим забыть!.. Они еще нарожают... Шабельку-то зря..."

Короче, я понемногу сходил с ума. Лишь днем ко мне порой возвращался здравый смысл.

В моменты просветления видел, как куклу, наряженную гетманом, протащив по земле, подняли на эшафот. Меньшиков (жив остался "пироги с зайчатиной") и канцлер Головкин разорвали патент на орден Андрея Первозванного, сдернули ленту. Как палач повесил чучело... Слышал, как из открытых церковных дверей по миру неслось жуткое: "Анафема... Анафема... Анафема! Буди навеки проклят!"

Кроме этой, бутафорской, шли и настоящие казни... одна за другой...

Заставив братьев Кумедных взять червонцы, велел, в случае моей внезапной кончины или исчезновения немедля уезжать из города.

Глядя на меня, Дмитрий Александрович лишь качал головой. Наконец, не выдержав, сказал:

- Знаешь что, Андрий, сведу-ка я тебя с очень мудрым человеком. Звать его Теофан Прокопович. Может, хоть он поможет: и поэт, и философ, и богослов. А то пропадешь! Ей Богу, пропадешь!

Шеин лично сопроводил меня, словно малое дитя, в собор Святой Троицы.

Здесь я и увидел философа-богослова.

В черных одеяниях, с серебряным крестом на груди и умным, пытливым взглядом - он в тот миг показался мне посланником Божим на Земле. И я, помимо воли, склонил перед ним голову.

- Вижу, сын мой, в душе твоей - пожар, а в разуме - смятение. Поделись со мной, может, найду слова утешения.

Будь я в здравом рассудке, то вряд ли стал бы исповедоваться. А так...

- Отче! Пастырей моих обуяла неуемная гордыня, и решили они уподобиться Господу. Подобно ему создавать новые миры. И послали меня изменить предначертанный порядок вещей. В чем я, к своему несчастью, похоже, весьма преуспел...

- Ты - безумен, сын мой, никто не может изменить предначертанное Богом. Заблуждаются и пасторы твои. Пути Господни неисповедимы.

Повинуясь внезапному порыву, я достал Печать Иисуса и протянул Теофану.

- Возвращаю церкви, отче, христианскую святыню.

- О, Господи! Печать Иисуса. Считалась навсегда утерянной. Откуда она у тебя, сын мой?

- Украл! Украл у вора, отче. Кроме того, я нарушил все заповеди: не обмани, не убий, не прелюбодействуй. Да и в вере своей слаб. Нет, скорее силен в безверии. На мне грех смертей в Батурине. Сводят они меня с ума, лишают сна.

- Каждый несет груз своих грехов и сам ответит за них перед Господом! Не в силах я тебе помочь, утешить. Могу лишь помолиться за твое спасение...

Закрыв глаза, он стал шептать молитву. Потом прикоснулся Печатью Иисуса к моему медному нательному крестику. Тот словно бы ожил, начал пульсировать, нагреваться.

- Ступай, сын мой, и помни: каждому из нас воздастся за деяния его...

Я направился к двери. С каждым шагом крест на груди жег все сильнее. Звон колокольчиков в ушах перерос в грохот набата, стены комнаты, дрогнув, стали исчезать.

Меня подхватил горячий вихрь. Закружил, завертел и понес в необозримую даль.

ЭПИЛОГ

Сильно зажмурившись, резко открыл глаза.

Вокруг бескрайнее море. Скиталицы-волны, как и прежде, одна за другой бегут за горизонт. В небе парят белоснежные чайки. Их крики едва слышны из поднебесья, на губах знакомый привкус соли...

Я - дома! Весь кошмар остался позади... Белоснежная, хрустящая простыня, кондиционер, несущий морские ароматы, контрастный душ, апельсиновый сок - все к моим услугам.

И, конечно, Жаклин! Малышка Жаклин! Период реабилитации прошел без осложнений, и в этом ее немалая заслуга.

Что ж! Я теперь герой! В Темпоральном центре у всех на устах. Греюсь в лучах славы... Да и Козлобородый сияет от счастья. Еще бы! Он переплюнул самого Виктора Ранини. Опроверг считавшийся нерушимым закон Гофмана-Мебиуса...

Дверь крохотной прихожей распахнулась.

Жаклин! Только у нее код доступа.

- Андре Казимир д'Эрле, - начала она шутливо-серйозным тоном, появившись на пороге. - Позвольте официально сообщить: вы - свободный человек! Только что из Министерства юстиции пришел указ. Твоя судимость снята. Андре! Я так рада, что могу тебе сказать это первой! Милый...

- Иди сюда! Отметим позже! Сейчас я тебя хочу! И не вздумай отказать!

- Отказать герою? Да никогда! Ты и не представляешь, что у нас творится!..

Она щебетала, словно девчонка, торопливо сбрасывая одежду.

Ореолы сосков, подрагивающих в такт движениям груди, теперь золотились, искрились кончики веера ресниц, переливались цветами радуги в ушах бриллианты.