Альтруисты

Два года спустя Итан повстречал Тедди, с которым у него сложились более гармоничные отношения. Тедди был невысокого роста, смуглый, с могучими трицепсами, выращенными на сывороточном протеине, и тонкими, как спички, ногами. Амбициозный до мозга костей, он успел обзавестись престижной секретарской должностью у некоего судьи Вольфа, известного своим железным утилитаризмом и верой в то, что ситуацию на так называемом «черном рынке детей» можно улучшить, если родители будут выбирать детей для усыновления на аукционе.

Работа предоставляла им множество тем для разговора. «О боже, – орал Тедди сквозь напыщенный гомон паба в Финансовом округе, – ты не поверишь

, что сегодня отмочил судья Вольф!» Он работал как проклятый – почти столько же часов в неделю, сколько Итан. Когда дело все же доходило до постели – пару раз в месяц по выходным, – Тедди, на первом свидании трижды упомянувший свою «озабоченность», самозабвенно дрочил с помощью «Флэшджека», пока Итан массировал ему плечи. Затем Тедди засыпал, виня во всем усталость и стресс, а Итан оставался ни с чем. «Прости, малыш, – мямлил в подушку его возлюбленный, – в следующий раз – обещаю!»

Любовники Итана быстро скисали. Пассивность, благодаря которой они изначально видели в нем мужчину мечты и рисовали себе картины радужного будущего, не способствовала сожительству. В семье Альтер бытовала история о маленьком Итане: однажды тот сидел на полу и рисовал, а проходивший мимо друг семьи случайно наступил ему на руку и простоял так с минуту. Бедный Итан молча терпел, пытаясь ничем не выдать своих страданий.

«Ты меня больше не увидишь! – прокричал Шон в день их расставания, театрально, как и подобает актеру, замерев на пороге квартиры. Затем он выждал минуту-другую – не позовут ли обратно? – Тебя попросту нет, Итан! Ты как будто завис!» Итан тем временем сидел на своем лохматом диванчике, расставив стопы и пялясь на образованную ими букву V.

Итану нравилось думать, что он завязал с поиском любви еще до Кэрролл-стрит – когда ходил на работу и бывал на людях. Но именно два года жизни в этом завидном квартале, где золоченые солнцем палисаднички окутывали прохожих ароматами цветов, превратили его в отшельника. Наглухо заперли его в собственной жизни.

3

На последнем курсе однокурсник Мэгги по имени Кевин Кисмет изобрел приложение с геолокацией для онлайн-знакомств, RoseBox, которое подбирало пользователям партнеров на основе общих психологических травм. Идея Кевина заключалась в том, что расовая и классовая принадлежность, образование, музыкальные предпочтения и внешность – слишком поверхностные критерии. Куда более прочные связи возникают между людьми, которые разделяют боль друг друга, – ветеранами, наркоманами, жертвами насилия. С помощью однокашников, посещавших с Кевином практический курс по разработке мобильных приложений, он составил исчерпывающий список жизненных невзгод и на его основе написал простой алгоритм подбора партнеров. Пользователи заполняли свои профили различными неприятностями, которые им довелось пережить. Например: если вы никогда не знали своего отца, приложение подбирало для вас человека, тоже выросшего в неполной семье. Если вы перенесли тяжелую операцию, RoseBox

находило того, кому довелось лечь под нож. Если вас травили в школе… – ну и так далее. Ко всеобщему удивлению, студенческий проект стал стремительно набирать популярность и теперь, два года спустя, оценивался в десятки миллионов долларов.

Минула неделя после того, как Мэгги упала в обморок на той вечеринке. Сейчас она сидела в бед-стайском кафе и читала новостную заметку о грядущем первичном размещении акций RoseBox на бирже, а в верхней части экрана то и дело вспыхивали новые сообщения от Эммы. Мэгги оторвала взгляд от телефона и измученно, по-стариковски вздохнула.

Кафе четко позиционировало свой стиль как «теплый индастриал»: обитые амбарной доской стены под лабиринтом обнаженных вентиляционных труб, абажуры из медной проволоки, вместо полок – деревянные ящики, на которых лежали пухлые мешки с кофейным зерном. На высоком окне, выходящем на улицу, золотом оттиснуто слово boulangerie[1]. Мэгги выбрала это кафе, потому что оно находилось на равном удалении от ее дома и дома Итана и потому что ему бы понравилось убранство: стильное и похожее на интерьер его квартиры. (Она гостила у него дома всего один раз. Интерьер действительно был стильный, но слишком уж бездушный: минималистичная эстетика не допускала каких-либо чувств.) Менеджер вешала на голую кирпичную стенку за барной стойкой уорхолизированный портрет Туссен-Лувертюра – в знак уважения к жилому району, который ее кафе облагораживало своим присутствием.