Алые маки на серых скалах

Постоять бы тут вместе с Цолаком, надышаться бы будоражащим соленым воздухом и, чувствуя близость дорогого человека, ни о чем, ни о чем не думать!

В то время как Асе полчаса, проведенные в ожидании, показались вечностью, Леня, наоборот, летел к ней сломя голову, лишь бы не опоздать. Сказалось естественное любопытство парня, которого неожиданно удостоила вниманием едва знакомая девушка, но оно смешивалось с тревогой: не подшучивает ли Ася над ним?

Незамеченное появление Барского заставило Асю вздрогнуть. Она почти с досадой посмотрела на высокого худощавого симпатичного парня в синем костюме, с белоснежными манжетами.

— Вы всегда так точны?

— Всегда. А это плохо? — с улыбкой спросил Леня, с интересом глядя на смущенную Асю. Ему в глаза бросилось, что она не принарядилась… На ней привычная гимназическая форма.

— Пройдемся по набережной… — Ася замялась. Хотела назвать юношу Леней, но язык не повиновался — так мало она его знала. — Пройдемся, а то не ровен час кто-нибудь из знакомых увидит нас в этом уединенном месте и подумает, будто мы пришли на свидание.

— А разве это не так? — лукаво спросил Барский.

Ася серьезно посмотрела ему в глаза. Теперь уже нельзя было жеманничать, медлить, и она чистосердечно поделилась с ним своими тревогами за судьбу Аматуни. Выговорившись, Ася замолчала. Наступила пауза.

— Да, Цолак Аматуни — хороший мой друг. Он написал мне одно-единственное письмо с дороги, и все, — наконец заговорил Леня. — Но я верю, что он жив. И не сомневаюсь, что находится в гуще событий, удивительных по своему значению…

— А именно?

Леня рассказал Асе, что в эти дни в Сарыкамыше, в одном из самых революционных очагов Кавказского фронта, гарнизон которого насчитывал более тридцати тысяч солдат, провозглашена Советская власть и создан военно-революционный комитет.

— Не сомневаюсь, что наш Цолак там. Он же революционер, понимаешь, революционер! — Леня посмотрел на Асю и удивился грустному выражению ее лица. Неужели девушка осталась безучастной к историческому событию!

— Не утешайте меня, пожалуйста, событиями вчерашнего дня! — Ася умоляюще сложила ладони на груди. — Да, революционный гарнизон Кавказского фронта спешит на защиту российской революции. А в Шамхоре части «дикой дивизии» мусаватистов, известные своими насилиями, расстреливают их эшелоны. Ведь свыше двух тысяч солдат погубили изверги!

— Ты предполагаешь, что Цолак среди погибших в Шамхоре?

— Нет! Только не в Шамхоре! Он сражается, если, конечно, жив…

В голосе Аси слышалось столько страдания, что Леня в порыве дружеского сочувствия сжал ее руки.

— Не так мрачно все, Ася! Конечно, кровавые события в Шамхоре еще свежи в памяти. Но и они уже — вчерашний день! Азербайджанский союз учащихся мусульман, азербайджанские рабочие в Шамхоре ответили на кровавые события вступлением в Красную гвардию, чтобы до последней капли крови бороться против контрреволюционных банд. Ты знаешь, что Гамид Султанов стал теперь красным командиром и создал из промысловых рабочих боевой отряд? — дождавшись утвердительного кивка Аси, Леня уверенно воскликнул: — А наш Цолак жив! Я верю, я знаю.

— Спасибо, Леня. Спасибо за доброе слово. Если получите какую-либо весточку от Аматуни, дайте, пожалуйста, знать! А пока — до свидания. Нет, нет, провожать не надо. — Ася, пожав ответно его руку, быстро-быстро застучала каблучками по набережной.

Стоял погожий, ясный день. Бирюзовым блеском поигрывало на солнце море, а в душе Аси не утихала безысходная тревога за Цолака.

Наступила весна. Части контрреволюционной «дикой дивизии», засевшие на пароходе «Эвелина», сделали попытку отрезать советский Баку от его уездов, но потерпели поражение.

В один из последних дней марта Ася и Амалия, возвращаясь из гимназии, обратили внимание на странную пустынность улиц и необыкновенную тишину, царившую вокруг.

— Что бы это значило? Куда люди запропастились? — удивилась Ася.

— Да, тишина, прямо скажем, зловещая… — согласилась Амалия. — Пошли-ка в штаб нашей дружины: вдруг происходит что-то важное?

Ася с завистью смотрела на ребят. Все они, в том числе и Лева Шаумян, были в красноармейских шлемах, перепоясанные портупеями и ремнями, в галифе, заправленных в солдатские сапоги. На Леве вдобавок была черная кожаная куртка — мечта всех парней.

Один из присутствующих, незнакомый девушкам, убежденно говорил, что в городе готовится мятеж.

— Во всех мечетях идут митинги… Мусаватисты подстрекают азербайджанцев выступить против разоружения «дикой дивизии».

— Ишь ты, чего захотели! «Дикую дивизию» им оставить, чтобы всех нас искромсать… Дудки! Не выйдет!

— Я тоже собственными ушами слышал, как в мечетях призывают мусульман выступить против Совета большевиков! — сказал Саша Брейтман. — Пугают, что скоро в Баку начнется резня безоружного азербайджанского народа…

— Ты что — в мечеть заходил? — удивилась Ася.

— А как же? И не в одну! Леня тоже был со мной!

Леня утвердительно кивнул головой.

— Если бы вас заметили — растерзали бы, — упрекнула ребят Амалия. — Хоть бы шлемы и портупеи поснимали!

— Неужели так пошли? Ясно, переодетые были, — ответил Барский.