Алый, как кровь

Человек не всегда помнит, как выглядит незнакомец; но когда девица вдруг унюхает знакомый одеколон на ком-то другом, ей безошибочно вспоминаются широкие плечи, короткие волосы, джинсы и полосатая рубашка; ей удается вспомнить, как ходил этот мужчина и где.

Белоснежка такого не хотела. Она не хотела оставаться в памяти незнакомцев. И знакомцев тоже. Она хотела ходить совсем незаметной и не пахнуть, насколько это вообще возможно.

Белоснежка смывала со своей кожи страх и панику и обрабатывала натертые ботинками мозоли.

На мамин звонок она ответила:

– Все отлично. В школе не слишком трудно. Да, у меня есть деньги.

Ложь. Ложь во благо.

Когда же она перестала делиться с мамой всем? Когда пошла в школу? Возможно, тогда. Или, может, раньше – потому, что в их семье не говорили

. Белоснежка никогда не могла выяснить, о чем же таком не говорили, но неразговорчивость повисала в воздухе такой тяжестью, что в нее можно было врезаться и запутаться, как в паутине. Каждый заботился о своих делах. Умалчиваемые вещи могли быть любопытными, а со стороны – абсолютно странными. Как, например, обнимаемый Белоснежкой плюшевый зайчик. Мама привезла его ей во время последнего визита в Тампере и сказала, что некогда он был самой любимой игрушкой маленькой Белоснежки. Та взглянула в крошечные глаза зайчика и вдруг очень четко вспомнила, что это была любимая игрушка кого-то другого. Не ее, хотя она в него тоже играла. Она произнесла это вслух.

– Ты не так помнишь, – уверяла мама. – Он был твоей любимой игрушкой, и его звали Оскари.

Белоснежка замотала головой.

– Я позже назвала его Оскари. А сначала его имя было Клоун. Разве он мне достался не от какой-то кузины?

Мама ничего не сказала, и Белоснежка поняла, что это была одна из многих вещей, о которых просто не говорили.

Трещины в краске на потолке были как карта неизвестного звездного неба. Трещинки. Она их обожала. Они такие интересные. Сейчас Белоснежка сосредоточилась на ее гневе, и это дало ей силу. За ней уже дважды гнались, в нее стреляли. После всего этого ей надо бы хотеть больше, чем тогда, порвать со всем этим. Но сейчас она хотела узнать, хотела прояснить, поставить точку и заставить преступников ответить за свои действия. Она больше не хотела бояться.

Страх кончился тогда, когда карты были раскрыты.

Поэтому она знала, что будет делать завтра. Белоснежка яростным движением швырнула зайку в угол, достала мобильник и позвонила Элизе.

Вииво Тамм доковылял на костылях до двери своего дома и мучительно тяжело открыл ее ключом. Было очень трудно держать костыли, крутить ключ и стараться не наступать на левую ногу. Он покачнулся и поморщился.

Сердобольная бабушка, собрав людей вокруг, вызвала ему скорую помощь и, конечно, сама ворвалась бы в машину, чтобы удостовериться, что все будет хорошо, если бы фельдшеры не убедили ее, что больной в надежных руках.

В клинике Акута ему сделали рентген, диагностировали небольшую трещину, наложили шину, выдали костыли и сильное обезболивающее.

Сейчас Вииво наконец-то добрался до дома. Маленькая, мрачная и суровая однокомнатная квартира никогда не казалась ему такой соблазнительной. Открыть холодного пива, запить им парочку таблеток «Бураны»… может, еще что-нибудь. Смешать для того, чтобы освежить голову. Затем он позвонил бы Борису Соколову, который выплеснул всю свою злобу на его автоответчик.

Злобный сумасшедший «рюся»[40]. Очень хотелось не звонить, но тогда Борис гарантированно заявится барабанить в дверь.

В коридоре Вииво встретил затхлый запах. Гору грязной посуды хорошо бы когда-нибудь раскорчевать. В этой вони, тем не менее, было что-то странное, мятное. Как будто кто-то только что съел леденец от кашля.

Вииво закрыл за собой дверь и проковылял в свою одновременно гостиную – спальную – рабочую комнату. Он не успел зажечь свет, поскольку кто-то сделал это вместо него.

Вииво успел понять, что значит этот запах.

Люди Белого Медведя.

Выстрел – всего лишь тихий щелчок. Потом Тамм упал навзничь, и из его рта хлынула красная, как краска, кровь.

4 Марта. Пятница

18.

Кожа, белая, как снег.

Огромная кисть для пудры двигалась по лицу. Белоснежка была по-зимнему бледна, и эту бледность не пытались убрать, совсем наоборот. Тональный крем на тон светлее, чем ее собственный, натуральный цвет. Как и пудра. Четко растушевать границы под подбородком. Косметика выровняла цвет и замаскировала небольшие дефекты кожи. Кожа стала неестественно гладкой. Белоснежка выглядела, как фарфоровая куколка.

Губы алые, как кровь.

Элиза четко прорисовала контур губ. Карандаш шел вдоль арки Купидона, затем по верхней губе налево, затем направо. После нижняя губа – одним уверенным движением. Растушевка к центру. Это усилило ощущение глубины.

Один слой губной помады. Излишки аккуратно промокнуть бумагой. Затем второй слой. После – красный блеск для губ по центру, чтобы создать оптический эффект пухлых губ.

Волосы черные, как смоль.