Алый камень (ЛП)

Я не могу заставить себя справиться с депрессией, которую вызвал мой диагноз. Дело не только в диагнозе, дело в Тео. Принять смерть было легче после ухода от Дэниела и Оскара - разрыв связей, которые подпитывали мое чувство вины за то, что я хочу прожить свои дни на своих условиях. Тео заставляет меня хотеть прожить все мои дни, даже те, которых у меня не будет - больше, чем я хотела прожить их для Дэниела или Оскара - и это слишком тяжело.

И все же... это был просто секс, смешанный с растущей паутиной лжи, которая служит хорошим барьером на пути к правде. Это хреново во многих отношениях, и в то же время одинаково прекрасно. Единственная правда, которую мы разделяем - это то, что все есть ложь.

Я надеваю футболку и натягиваю трусики, пока стою.

— Куда ты едешь?

Тео оглядывается через плечо, его бронзовая борода немного длиннее, его голубые глаза немного мягче, но в них все еще присутствует предупреждение.

Я пожимаю плечами.

— Обмани меня.

После нескольких мгновений изучения меня, его внимание возвращается к молнии, и он застегивает ее, прочищая горло.

— Кентукки.

По моей коже пробегает холодок, пробуждая любопытство, которое я подавляла несколько месяцев после того, как нашла сундук.

— Составить компанию?

Он качает головой.

— Разве у тебя нет свадьбы, которую нужно спланировать?

В моем ворчании слышится сарказм.

— Да. Мне нужно договориться с поставщиком провизии, сделать последнюю примерку платья и перестать трахаться с моим бородатым соседом по дому.

Тео проводит рукой по своим спутанным волосам, отходя от меня.

— Ну, вычеркни «перестать трахать своего бородатого соседа по дому» из своего списка. Мы закончили.

— Отлично. Я позвоню поставщику провизии.

— У тебя нет телефона. — Он захлопнул дверь ванной.

— Пошел ты. — Я хмуро смотрю на дверь.

Он прав. У меня нет телефона. У меня нет ни обслуживающего персонала, ни жениха. У меня почти нет жизни.

***

Моя мама умерла от рака яичников, но не раньше, чем ее почти выпотрошили на операционном столе, ввели яд в вены и облучили изнутри и снаружи.

Резать.

Травить.

Сжигать.

Это был мой самый ранний урок о раке - рассказ Оскара из первых рук. Может быть, я не видела достаточно чудес в своей жизни, чтобы отдать все свое существование в руки компаний, чьи средства к существованию зависят от лечения, а не от излечения рака.

Маме объявили ремиссию «Без признаков заболевания». Мой отец отвез ее в Италию, чтобы отпраздновать это событие, а бабушка присматривала за мной. Мне было восемнадцать месяцев.

Современная медицина вылечила ее. Посыпаем конфетти.

Через шесть месяцев у нее обнаружили рак в печени, легких и мозге. Через тридцать семь дней она умерла. Я этого не помню, но смерть моей мамы разыгрывалась в глубине убитых горем глаз моего отца с самого раннего возраста. Он изначально не хотел, чтобы она проходила химиотерапию.

Рак - это следствие слабости организма, а не ее причина. Моя мама уничтожила последний клочок своей иммунной системы канцерогенами. Кто-то, любой, в ком есть хоть искра истинного разума - должен увидеть иронию в лечении рака канцерогенами. Мое мнение дико непопулярно. Имеет ли это значение? Нет. Это всего лишь мое мнение, и оно должно иметь значение только для меня.

Моя мама хотела лечиться. Как бы я ни чувствовала себя обманутой жизнью с ней, я никогда не могла винить ее за то, что она выбрала тот путь в жизни, который выбрала. Это горько-сладкий праздник свободы.

— Скарлет Стоун, — называет медсестра мое имя.

В воздухе пахнет дезинфицирующим средством, а температура гораздо прохладнее, чем нужно. Обстановка подтверждает мое убеждение, что люди приходят к врачу, чтобы умереть, а не жить. Если они хотят создать атмосферу современного морга, то миссия выполнена.

Я хихикаю. Время ужасное, но я ничего не могу с собой поделать. Я представляю, как медсестра говорит: «Скарлет Стоун, сейчас мы подгоним вам гроб». Может быть, рак распространился на мой мозг.

По крайней мере, я могла бы обвинить в этом свои безумные мысли, вместо того чтобы полностью признать их своими собственными.

— Давайте вас взвесим, а потом я попрошу вас сдать анализ мочи в эту чашку и поставить ее на полку в туалете.

Медсестра хмурится, глядя на мой вес. Как профессионально с ее стороны.

Я мочусь. Нахожу свою палату. Раздеваюсь. И сажусь на сложенный халат.

В дверь стучат.

— Да, — отвечаю я.

Врач входит с опущенной головой, сосредоточенно глядя на свой электронный планшет. С каких это пор умение вести себя у постели больного стало необязательным?

— Скарлет, я доктор... — Он смотрит вверх, потом вниз, потом отворачивается.

— Простите, вам нужна помощь с больничной накидкой?

— Нет. Если ваша медицинская степень законна, то я не думаю, что мое обнаженное тело должно быть проблемой. Не делайте вид, что не собираетесь попросить меня откинуться назад и раздвинуть ноги.

— Мисс Стоун, по протоколу вы должны...

— Протокол-шмотокол... Я не пристаю к вам. Я просто считаю, что игра в бумажные платья совершенно нелепа. Давайте просто покончим с этим.