Алый король (ЛП)

— Это Дориан, — начал демон, приложив ладонь к колеблющемуся животу юноши. — На тринадцатую годовщину своего прихода в бытие он впервые уловил мысли окружающих. Сначала потекла струйка шепотков — случайное раздумье там, истовое желание здесь, но вскоре она усилилась до оглушительно ревущего потока.

Ёкай зажал пареньку уши.

— Можешь представить, каково это — внимать каждой глупой мыслишке и бездумному бормотанию в тупых головах смертных? Бедный Дориан ничего не знал о братстве Атенейцев, не понимал, что с ним творится. Думаю, он немножко сошел с ума, но… с людьми точно не скажешь. Чем больше слышал мальчик, тем заметнее перерождалось его тело, и однажды происходящее с ним открылось. Сородичи, конечно же, испугались способностей Дориана и донесли о нем ведьмознатцам. Когда Безмолвное Сестринство пришло за юношей, он уже превратился в настоящее чудище.

— Лучше бы мать вытравила его из лона, — произнес Хатхор Маат, с отвращением взирая на уродства Дориана. — Таких монстров и тех, кто их породил, ждут одни лишь страдания.

— Возможно, — сказал демон, — но не обязательно.

Погрузив кисть в живот паренька, Афоргомон сжал и повернул кулак. Дориан завопил и попробовал вырваться, но ёкай держал его крепко. Из тела автоматона хлынула беспримесная энергия варпа; проникнув в юношу до мозга костей, она разрушила кошмарные искажения плоти.

Гротескные опухоли и жуткие выросты рассосались один за другим, и скверна мутации покинула мальчика. Однако за исцеление пришлось заплатить.

Дориан избавился от безобразия, но с ним ушли молодость и красота. Узник одряхлел и высох: его тело очистилось от порчи ценой утраты всех жизненных сил. Он испустил дух, и, когда ёкай разжал хватку, на палубу рухнул обтянутый кожей скелет.

— Ариман заявляет, что справится с перерождением плоти, но он лжет,

 — заключил Афоргомон. — Такое подвластно лишь мне.

Рассмеявшись, Хатхор Маат указал на груду мощей.

— Твой метод не годится, — заявил воин. — Я найду иной способ.

— Ах, это? — отозвался демон. — Просто демонстрация моих умений. Я покажу тебе, как использовать смертных в качестве гомункулов, живых хранилищ для жутких проявлений твоей хвори. Благодаря моим знаниям ты снова станешь цельным.

— И чего же мне будут стоить твои знания? — уточнил павонид.

— О, сущей мелочи, — пообещал ёкай.

Менкауру содержали на самой незначительной из взлетных палуб «Аретузы». Облаченный только в простой балахон для тренировок, он стоял, разведя в стороны увитые мышцами руки. Туго натянутые адамантиевые цепи приковывали пленника к двум крепежным кольцам, предназначенным для фиксации сверхтяжелых боевых танков. Еще десяток цепей отходили от надетого на воина нуль-ошейника с резными оберегами.

Сняв с Менкауры шлем сенсорной депривации[83], сестра Цезария встала позади легионера и направила ему в затылок мелта-пистолет. Окружавшие их вораксы активировали молниевые орудия и ударили себя плоскостями силовых клинков по грудным отделам. Над головами присутствующих носились сервочерепа, которые записывали изображение и звук пиктерами и вокс-ворами.

Колдун быстро заморгал, ослепленный яркими прожекторами, и болезненно вздохнул — энергия, излучаемая парией, лишила его псайкерского дара.

Дион и Бёдвар наблюдали за тем, как чернокнижник озирается по сторонам, изучая спартанскую обстановку палубы, ее автоматические орудийные установки и боевых роботов. Опустив взгляд, Менкаура прищелкнул языком: Бъярки разложил вокруг его ступней птичьи черепа, кости животных, меховые талисманы и племенные амулеты.

— Серьезно? — поинтересовался узник.

— Осторожность не повредит, — влажно рыкнул фенрисиец.

Сын Магнуса хотел обернуться к Лавентуре, но ошейник и цепи не позволили ему даже взглянуть на парию через плечо.

— Из-за ее мутации вы в той же мере, что и я, лишены связи с Великим Океаном, — произнес Менкаура, — но, учитывая тему нашей беседы, это, вероятно, к лучшему.