Алый туман Альбиона (СИ)

Рука по-прежнему болела, даже когда я вернулся домой. И чувства не переставали быть обостренными. Я терялся в догадках, кто на меня напал и что сделал, и сходился лишь на том, что хорошо, что хоть оставил в живых. А после и вовсе решил притормозить с поисками и погрузиться, как и желал того Кэвэнаф, в мирную школьную жизнь, но и там покой мне только снился…

Вместе с Вольфом Келлером мы преподавали язык. Я – английский, а он, как коренной немец, конечно же, немецкий. И в последнее время он стал каким-то странным, нервным что ли, на всё, что ни спрошу, отвечал резко и с негативом. Случилось, может, что? Не знаю. И просить как-то боязно. Еще и по-немецки стал часто отвечать, а я что понимаю его? Едва ли два слова. Так я и понял, что лишился ещё одного друга. Сперва Кэвэнаф, теперь Вольф. Да, что-то с ними явно произошло…

И ученики тоже стали какими-то испуганными… Вообщем сложилось у меня такое впечатление, будто не знаю я чего, а от того и мучаюсь в догадках, как последний дурак.

Я встал и сел на траву. Солнечные лучи стали горячее и мне волей-неволей пришлось изменить положение. Над головой мирно плыли облака, непоколебимо, спокойно, как и всегда. Я даже немного завидовал им. И главное, как специально, каждое из них формой своей напоминало мне что-то из былой печальной жизни. Зачастую, это были лица, счастливые смолоду и печальные сейчас. Унижения, гонения, боль – сколько всего пришлось пережить за это время им и мне!

И вот в зеленой изумрудной дали появился силуэт. Темная фигура, девушка. Лунара!

Я вскочил на ноги и помахал ей рукой.

-Сколько лет!- на глазах даже выступили слёзы. -А я помнил тебя ещё девчонкой…

-Десять лет…- спокойно ответила она, вскинув назад золотую волну волос,- Как один день, точнее страшная ночь, о Джонас! – и она кинулась в мои объятия.

-Теперь я такая, как ты! Как ты!…- её голос задрожал и смолк. Да и сам я едва не пустил ответную слезу.

-А ведь всё это было! В наших жизнях…

…Я правду не знал, что тогда происходило. Хотел узнать, кто скрывается за всеми этими странными убийствами, но, увы, никак не мог. Частенько возвращался домой вместе с Марисой мимо леса Эппинг и думал, думал обо всём этом.

Мариса Чейз – наша математичка, резвая и быстрая во всём и весьма крикливая. Она жила на соседней улице от меня, и больше у нас не было ничего общего.

-Я слышала…- частенько говорила она, -Что в этом лесу оживают мертвецы, и вообще здесь часто происходят странные события. Люди часто рассказывают о таинственных исчезновениях и жертвах. Мне всё это напоминает кладбище. Не хватает только крестов… И это по пути в школу? – с ужасом шептала Мариса, медленно переступая через опавшую листву.

Тихий холодок скользил по ногам и на языке так и чувствовался горьковатый привкус осени.

-Понимаю бедных детей!- вновь с трепетом воскликнула математичка,- Это же сколько ужаса им приходиться видеть! А потом плохие отметки! Все не могут понять, оттуда и из-за чего, а ответ прост – он лежи прямо под ногами каждого, это стресс!…

Я пожал плечами, но всё же согласился. Это действительно было так, а спорить я не хотел. Также тихо переступал через листву и глядел в золотистую даль первых пожелтевших деревьев. На домики и улицу, что с каждым шагом становилась к нам всё ближе и ближе.

Как вдруг послышался вскрик. Мариса!

-Ты… ты видел это?- прошептала она, с ужасов взирая в мои также широко распахнутые глаза.

-Что «это»?- а после и я увидел то, из-за чего начался весь шум.

Череп, припорошенный золотыми и гнилыми листьями, торчащий из самой земли.

Я бы не стал так кричать, но и я не Мариса. Сложно представить, как бы орала она, видя то, что происходило дальше… Такая жуть, что словом не описать.

Вместе с Кэвэнафом мы стали замечать странности друг за другом. Когда шли по туманным улицам, ощущали какой-то странный запах. В лесу замечали сотню ветвей, что так и норовили ударить нас по лицу. А когда ударяли – вкус крови не уходил с языка до самого вечера… Прежде такого не было.

Голова кружилась, и странные мысли мелькали в сознании, я снова не мог понять, в чём причина и искал ответ. Руки дрожали и ноги подкачивались, сладость не покидала до самой ночи. А потом и того хуже – жуткое непреодолимое желание взяло мною верх и понесло в лесную даль. Я едва ли понимал, что творю и не отдавал себе отчёта, нёсся куда-то сквозь мглистый туман, слышал разные крики и голоса, видел расплывчатые тени.

Наверное, я попал не в Уичвуд, а в Кричащий лес, где, как говорили люди, призраков было больше деревьев. Лишь к вечеру добрался до дома и, обессиленный, повалился с ног. По пути даже раздобыл несколько ягод клубники, чем очень удивился, – сейчас ведь был уже сентябрь. И красивая она, яркая, спелая, съел бы, да в рот не лезет. Аппетит пропал, будто его никогда и не было, а ведь прежде я был совсем не привередлив в еде. Пришлось дождаться утра и раздать её своим ученикам…