Проводник и не думал выдавать пленников Хромому или продавать кочевым арабам. Алим попросту ни одной минуты не верил в выполнимость затеи Сервантеса. Получив деньги, он убежал, забрав часть провизии и один из мехов с водой. Араб надеялся, что пленники сами как-нибудь уж доберутся обратно в Алжир.
Мигель разбудил всех и поднял тревогу.
Надо было решать: поворачивать обратно или идти вперёд.
— Идти вперёд, — сказал де Сальто.
— Мы не знаем дороги! — сказал Осорио.
— Мы одинаково не знаем её и назад, — возразил Кастаньеда.
Единственный человек, который в общих чертах знал прибрежную полосу пустыни, был Франциско де Менесес.
— Если мы будем идти в этом же направлении, на запад, параллельно берегу моря, — объяснил он, — то меньше чем через три дня доберёмся до реки Хелифа. А на три дня воды нам хватит.
Решили идти вперёд.
Хелиф — многоводная река, единственная река на алжирском плоскогорье, которая не теряется в песках, а добегает до моря. За ней лежат лесистые высоты Уарсениса, где много воды, где есть селения мирных арабов. Может быть, арабы помогут им и укажут путь дальше в Оран.
Они шли весь день, сберегая силы и воду, и на ночь расположились у костра.
Всю ночь неподалёку выла бродячая пантера, жалобно кричали шакалы, и тяжёлое беспокойство томило Мигеля.
Утро настало раскалённое. Душное солнце поднялось и повисло в неподвижном небе. Путники шли вперёд всё в том же направлении. Родриго нёс драгоценный груз — воду. В полдень каждый получал по два глотка мутной тепловатой жидкости.
После полудня поднялся ветер. Он дул из глубин материка, душный, иссушающий ветер, дыхание Сахары. Ветер — симун — нёс с собой пыль пустыни и заволакивал этой пылью всё вокруг. Небо окрасилось в серый цвет, солнце заволоклось и потускнело, все краски поблекли, только мёртвая свинцовая степь виднелась вокруг.
Они с трудом прошли так несколько километров, и вдруг Сервантес остановился.
Симун, ветер с юга, дул им прямо в лоб. Значит, они в облаках пыли незаметно свернули с правильного пути и движутся не на запад, как предполагали, а на юг, в глубь материка. Бог знает, сколько они уже так прошли и в каком расстоянии от них Оран!
Снова начался совет: как найти дорогу, куда теперь повернуть?
— В прямо противоположном направлении, — решительно сказал Франциско де Менесес. — Мы не найдём пути в этой мёртвой пустыне. Нам надо идти прямо на север и выходить к морю. Мы почти всю дорогу шли параллельно морю и не могли ещё уйти далеко от него.
Повернули на север. Шли вереницей, один за другим. Оглядываясь, Сервантес видел посеревшее лицо Исахара, едва переставлявшего ноги.
«Если кто-нибудь из нас упадёт, мы погибли», — подумал Мигель.
Бельтран де Сальто шагал впереди, прикрыв голову и плечи обрывком плаща, — прямой, худой и спокойный, как на улицах Толедо. Осорио брёл сзади и всё время жалобно просил пить. Родриго отрицательно качал головой: воды на дне меха оставалось слишком мало, меньше, чем они рассчитывали.
На заходе солнца Родриго заметил муфлона на склоне холма. Лёгкими прыжками добравшись до вершины, горный козёл остановился и поднял голову. Его большие круглые рога отчётливо выделялись на фоне багрового неба. Родриго выстрелил. Муфлон вскинул голову и упал на передние ноги, но потом поднялся и побежал прочь, всё время припадая на передние ноги.
В этот вечер на привале Мигель роздал всем по последнему глотку воды.
Ему казалось, что утра не будет. Он потерял счёт времени. Но утро встало сухое и раскалённое, и они опять зашагали вперёд.
Бельтран де Сальто опять шёл впереди, такой же прямой и невозмутимый, но его воспалённые глаза и синие, пересохшие губы были страшны.
Осорио плёлся позади и жалобно стонал. Сервантес уже не оглядывался на него.
Исахар шёл рядом, полузакрыв глаза, и молча жевал краешек своего бурнуса.
Только сейчас заметил Мигель, как медленно они идут. Они тратили столько усилий, что казалось, будто прошли десятки километров, в действительности же два — три, не больше.
Вдруг Исахар вздрогнул и протянул руки.
— Вода! — крикнул Исахар и, пошатываясь, неровными шагами побежал вперёд.
«Потерял рассудок… Бредит…» — с тревогой подумал Мигель.
Но через полминуты все увидели впереди то, что первыми разглядели зоркие глаза мальчика: голубовато-серую полоску степного уэда.
Люди добежали, доползли до него по вязкой почве и надолго припали к солоноватой, тёплой от солнца воде.
Потом они наполнили мехи и весь день провели на берегу уэда.
К вечеру вдали, из-за гряды скал, потянулись, спускаясь в котловину, горбатые спины верблюдов, люди в белых и жёлтых бурнусах с чёрными каймами…
Беглецы не хотели встречи с разбойничьими кочевыми арабами. Склон зарос густым кустарником. Они залегли в нём и наблюдали.