Амалия и генералиссимус

Тем временем Бок — как его там зовут полностью, Бок Чуа Чен? — улыбнулся и занялся своим прямым делом, вежливо ведя меня вдоль рядочка сверкающих машин:

— Велосипед, вы говорите. А почему бы не придумать нечто действительно интересное? Вот это. Это будет для вас в самый раз.

— Это? Но никогда в жизни… — возмущенно выговорила я после изумленной паузы.

— Нет, нет, конечно, вы правы. Всего лишь «ралей». Игрушка, не более того. А вот как насчет того, что стоит рядом с ним? Гораздо более мягкий и послушный вариант. Спокойный. Хотя не надо доверять такому спокойствию. Это ведь «роуял энфилд».

— Но, господин Бок…

— Подождите, вы еще не все выслушали. К покупке прилагается вот этот человек, его зовут Лим. Он все вам покажет прямо сейчас, покажет и завтра, а потом еще научит нескольким интересным штукам. Будет учить столько, сколько потребуется. Не стесняйтесь, приезжайте к нему снова и снова.

Лим с его заново уложенным прямым пробором черных масляных волос, стоявший неподалеку, смущенно показал зубы, два передних сверкали золотом — это было модно и означало, что китаец добился кое-какого успеха в жизни.

— Мем, — сказал он.

— Заплатите, когда вам будет удобно, — небрежно махнул рукой владелец «Сайкл энд кэрридж». — Четыреста шестьдесят девять долларов, вполне разумно. И почему бы вам не зайти как-нибудь в наш Ротари-клуб? Там танцы по пятницам. Всем расам дверь открыта. Можете приехать на том самом авто, хочу его посмотреть, а можете — вот… на этом.

Я молчала, полностью сбитая с толку.

«Это» стояло передо мной, чуть наклонившись (держась на какой-то подставке) и отсвечивало хромом. Если же не считать хрома, все остальное было черным и, в общем, страшным. Какой-то могучий широкогрудый зверь — пантера, что ли.

Мотоцикл.

Боже ты мой, сейчас я впервые в жизни оседлаю мотоцикл? Не может быть. Это не жизнь, это лишь сон, сказал бы Тони.

ДЕНЬ ПЛАНТАТОРА

Что не так сегодня в этом городе? — размышляла я, робко продвигаясь по Ява-стрит на своем черном урчащем звере.

Пока что я освоила на нем лишь черепаший шаг, любой велосипедист мог меня обогнать. И они обгоняли, в то время как я размышляла, путая педали, о том, что Бок уговорил меня купить, в общем, тоже велосипед, только очень толстый и немножко сумасшедший, живущий какой-то самостоятельной и недоброй жизнью.

Впрочем, сегодня в «Сайкле энд кэрридже» мне предстоял еще один урок обращения с этим свихнувшимся велосипедом, вот только требовалось сменить костюм. В этот странный новый век, когда юбка вдруг вернулась к щиколоткам, стало неудобно ездить даже на авто, не говоря об этом двухколесном ужасе.

Центральных улиц тут, похоже, всего три — Ява-стрит, Хай-стрит и Кросс-стрит. Но это в китайской части города, которая за рекой, там, где две рыночные площади — на одной есть рынок, а на другой нет. На той площади, где его нет, я привязала своего зверя цепочкой к акации, поколебавшись между двумя вечными сингапурскими конкурентами — «Джоном Литтлом» и «Уайтуэйз». Выбрала последний, из-за знаменитого полукруглого фасада и больших букв названия на соломенных шторах до земли.

И попала внутри в странно густую толпу европейских женщин, обсуждавших чулки искусственного шелка (1 доллар), дамские панталоны — белые, розовые и лиловые, того же шелка — до колен на резинке (1 доллар), и еще детскую одежду — за тот же доллар. Впрочем, кажется, они больше общались друг с другом.

Продавцы как-то заметили меня в этой толпе, поняв, что тут налицо намерения более серьезные, выдали несколько вариантов желаемого, задернули штору в душной кабинке. Из которой я вышла совсем другим человеком, вызвав некоторую оторопь все тех же европейских женщин. Дополнила свой новый костюм похоронными очками, как у Магды, вышла на улицу с пакетиком (мое прежнее платье), уважительно обвязанным ленточкой. Ударила ногой по педали, порычала мотором и начала пробираться обратно, за реку, туда, где какой-то совсем другой Куала-Лумпур.

На улицах было тесно — медленно проезжали или даже выстраивались в очереди весьма потертые и запыленные авто. Что происходит? Откуда эти англичане с характерно загорелыми лицами, чем-то странно похожие на ковбоев с афиш «Колизеума»? Почему я их раньше не видела? Где эти люди были еще вчера?

Ах, да, ведь сегодня — первая суббота месяца.

День плантатора.

День, когда эти замечательные люди, еще недавно — соль нашей красной земли, основа экономики, с раннего утра, всеми поездами и по всем дорогам Селангора, приезжают сюда в «Чартерд бэнк оф Индиа» или «Острэлиа энд Чайна бэнк». За жалованьем для своих рабочих. За чем-то необходимым из магазинов.

И город меняется. В его жарком воздухе появляется какой-то новый компонент — веселый, возбужденный, нахальный и грубый. Голоса звучат громче, рикши едут быстрее.

А потом бьет пушка в штаб-квартире полиции на Блафф-роуд: это полдень, и плантаторы, с женами и без, собираются в Селангор-клубе. Он знаменит не только самым длинным баром на всем Дальнем Востоке, но и индийцем-парикмахером. У рук его волшебные качества — с отстриженными кончиками волос уходят заботы.