Амалия и Золотой век

— Элистер, тогда еще совсем не сэр, хотя уже с украшениями в виде ленточек на мундире, и раньше перемещался на всяких штуках, которые летают, а то и на чем-то пострашнее аэропланов. Но, если между нами, когда за штурвалом впервые оказалась я сама… Элистер испытывал примерно то же, что и я. Непобедимый ужас. Но не подняв и брови, втискивался на второе место пилота и в воздухе что-то даже напевал. Бояться — разумно. Но у него с этим самым страхом очень давние отношения. Я бы сказала, ненавистнические.

— А все же — ваш метод прибытия в Манилу и до сих пор загадочен, — заметил Айк. — Ведь то был лайнер.

— Ничего загадочного. Я летела с механиком, он иногда менял меня за штурвалом, — покачала головой я. — Из Пенанга — в Бангкок, это просто и не в первый раз. Потом вдоль моря до Сайгона, это похуже, трясет. В Гонконг вдоль берега. Оттуда в Шанхай, за документами — это уже серьезный перелет. А потом обратно в Гонконг, и в общем-то от него до Манилы напрямую недалеко — кажется, «Юнкерс» как раз бы дотянул, с запасом на женский географический кретинизм.

— Ну и?

— Айк, вспомните, что было здесь накануне инаугурации. А?

— Слишком многое.

— Тайфун, Айк. Он же чуть не смыл всю церемонию в Манильскую бухту, но ушел на восток и затем на север к Формозе. Сгинуть в Южно-Китайском море, на горизонте которого бродит тайфун, — это уже лишнее. А у меня даже не гидроплан, да и тот недолго бы боролся с волной. Вот и все.

«Ах», вслух и молча, атмосфера стала легче.

— Учись, Орд, — сказал доктор Хаттер длинному авиатору. — Не борись тут с тайфунами. Понял меня? И вообще полегче с этими твоими аэропланами. Не доведут до добра.

Компания задвигалась, у всех здесь, в этом городе, были дела… кроме меня.

— Еще немножко секретной информации, — пытаясь не улыбаться той самой улыбкой, подобралась я к Джин. И потащила ее за локоть в сторону (вся компания старалась не вытягивать в нашу сторону шеи): — Сначала нечто легкое: генерал, после целого дня на Виктории, поднимается к себе, проводит там десять — пятнадцать минут, спускается в том же костюме, но с костюмом что-то странное. Сухой и заново отглаженный, безупречный. Что за загадка?

Джин своей зубастой улыбкой попыталась меня затмить:

— Это военный секрет, Амалия. Но я его раскрою. У генерала двадцать три костюма. Чаще всего одинаковые, шьет по полдюжины. Вы же читали, что это самый хорошо одетый профессиональный военный в мире? Адрес китайского портного в Кьяпо могу назвать. Для сэра Элистера. Что, есть и еще вопрос? Нелегкий?

— Еще как есть. Генерал спускается вниз, бежит адъютант, шепчет Айку: «Сара спускается». Так вот, кто такая Сара?

От хохота Джин зазвенели хрустальные подвески ближайшей люстры.

— Я не должна знать такие вещи, — прошептала она. — Коды, сигналы… Но все равно знаю. И генерал, что хуже всего, тоже знает.

— Так какая Сара имеется в виду? Тени прошлого?

— Нет… — чуть не подавилась Джин. И наконец выговорила:

— Это Сара Бернар.

Эпилог

— Эта история завершается не так, как вы думали, — сказал мне господин Эшенден.

Мы встретились вчетвером, в самом центре громадного зала «Манила-отеля», и — как это здесь уже не раз на моей памяти случалось — оказались окружены почтительным кольцом пустоты, футов в пять: никто не подходил к нам, в нашу сторону даже не смотрели. Так мы в этой пустоте и сидели, двое напротив двоих. На одном ротановом диванчике, среди подушек — Верт и Эшенден, на другом — мы с Элистером. Между нами был низкий столик, на нем — «Манила Трибьюн», повернутая первой полосой ко мне лицом.

Половину этой полосы занимала фотография.

Остатки снега, скучное административное здание с большими окнами и перед ним, среди луж — вялый, неровный строй солдат с примкнутыми широкими штыками, опущенными параллельно мокрому асфальту. А рядом, уже стройной шеренгой — черные скелеты деревьев без листьев. Другой мир. Холодный, страшный, чужой.

— Вы ведь проходили мимо этого дома, когда работали в Токио? — вполголоса спросил Эшенден.

Ответа Верта я не слышала, кроме слова «генштаб», — я вчитывалась в тесные газетные строки.

Это было вчера, 26 февраля.

Солдат из казарм вывела группа «Кодо-ха», или «Путь империи», молодые офицеры, в основном из первой, столичной дивизии, по званию все — не старше капитана. Этот капитан, по имени Нонака, и был главой заговора.

Дивизию решили почему-то отправить в Маньчжурию, сообщала мне газета, чего не случалось чуть не со времен русской войны, — она уже превратилась было во что-то вроде токийской гвардии. Но вместо того, чтобы подчиниться, тысяча четыреста солдат этой дивизии захватили большую часть правительственного квартала, у самых стен императорского дворца, и начали охоту на высших чиновников государства.

Но не только на них.

Напали на квартиру бывшего премьер-министра и бывшего министра-хранителя императорской печати адмирала Сайто. Он вышел к восставшим, но у порога был взят в пулеметный прицел — разговаривать с ним никто не собирался.

Они вошли в квартиру старика — министра финансов Такахаси, и застрелили его в постели.