Амалия и Золотой век

Итак, произошло следующее. Верт не спал, точнее, только начал засыпать в пять утра («я выспался днем, а ночью мне потребовалось записать всякие посторонние, не имеющие отношения к нашим делам мысли» — о чем, хотела бы я знать?). К нормальным, пусть и легким по ночному времени шагам по скрипучим доскам пола привыкаешь. Но тут было что-то совсем необычное, и Верт мгновенно вскочил: кто-то не топал, а наоборот, шел неслышно, стелился по полу к его двери. Миновал ее и продолжил скольжение к дверям Фукумото.

— Минуту, вы что — сняли вторую комнату прямо напротив вашего японского друга? Зачем?

— Да вынужденно, Амалия, не хотелось первого этажа, а на втором была свободна лишь одна. Не совсем напротив, а наискосок. Фукумото — человек-хронометр, уже в десять вечера вы не увидите его среди людей, прочие его привычки мне тоже известны, в том числе по докладам ваших верных помощников. Ну я решил, что одну случайную встречу с ним в коридоре я могу себе позволить, что-то придумать на ходу, а дальше съезжаем и продолжаем изучать манильские отели сомнительных достоинств. Итак…

Итак, у Верта не было возможности не только спасти Фукумото, но даже задуматься, куда идет человек на мягких ногах: длилось все секунду-две. Тот очевидно знал, куда идет, не тратил времени на копание в замке — один мощный удар в дверь, второй, дальше два хлопка, а потом… Первые сонные голоса в комнатах. И только.

— Тут я позволил себе мужественно высунуть нос из двери, — сказал Верт, — и мгновенно его отдернул, потому что увидел моего друга Фукумото, в этом его японском халате, он, очевидно, шел от некоего помещения в конце коридора.

Ну да, это только у меня в «Манила-отеле» в номере ванна и вода в кранах, да еще горячая, а прочие места в этом городе, к сожалению… То есть Фукумото просто невероятно повезло.

А дальше Верт хорошо рассмотрел в щель всех, кто рискнул покинуть свои обиталища. Все выходили из своих дверей, и все не слишком одетые. «Без лица» и с улицы тут никого не было, все свои.

Человек без лица — это как? Мне, конечно, первым делом в голову пришел китаец Джефри в этой его сатанински-красной темной комнате, но тут у нас человек, вышибающий дверь одним ударом, да еще и — если верить тому самому «пролетарию», упомянутому Вертом, — умеющий сползать вниз по стене. Джефри просто не настолько молод.

— Это не местный вор. Это японец. В Токио я видел дешевые комиксы о таких людях, — подтвердил мои мысли Верт. — Лицо в маске поднимается по кладке стен средневековых замков. Прыгает и скачет, летает. Правда, никогда не слышал, чтобы они пользовались револьверами. Обычно это что-то более древнее. Даже историческое. Если верить комиксам.

— Маска — или сажа, — проговорила я. — Смывается в любой уличной колонке, да хоть на площади Маккинли в фонтане. Но стена — это надо просто проверить. Что-то мне говорит, что пролетарий во дворике — тот, что нами же туда и поставлен. Или, в данном случае, положен.

— А я пойду развращать местное юношество, — подошел к бамбуковой ширме Верт. — Дам один маленький урок. Я бы не ходил, все равно ведь явно эта история приближается к концу, вместе с моим профессорством, и пора будет перебираться в Шанхай, но переводы…

— Что — переводы?

— Да я же могу их получить сегодня! То есть уже наверняка! Те самые бумаги, что Фукумото писал и не выпускал из рук! Интересно, помогут ли они нам разобраться, кто его хотел убить? Я вернусь в отель уже через три часа и сразу же отправлюсь с переводами к вам.

— Да, а полиция?

— Глупый иностранец, говорящий на французском, когда сами полицейские и английского-то не знают? Ну, они доберутся до моих подозрительных двух комнат в двух соседних отелях. И что дальше, где доказательства того, что я вселился туда для того, чтобы застрелить японца? Мы поссорились с ним в университете? Амалия, вы поймите — оба отеля в точности как здешние жилые дома. Две широкие лестницы к галереям наверху. Кто угодно может сюда зайти, его и не заметят, особенно в пять утра. Так что полиция пока не страшна.

— Какой ужас, — сочувственно сказала мне Лола, закрывая за Вертом дверь. — Но ведь теперь все хорошо.

Да неужели, Лола? Вот теперь все не очень хорошо. Хотя это лучше, чем предыдущее — никакое и тянувшееся бесконечно.

Говорить с Хуаном при Лоле я уже не рискнула, ей необязательно знать, что он уже далеко не только мой кучер и курьер. Так что сейчас Хуан сидел на своем сиденье, повернувшись ко мне, и был довольно мрачен. Матильда щипала пыльные листья кустарника из-за забора.

— Сложно, — сообщил он мне. Я согласилась.

— Убийца правда сползал по стене?

— Видели. Очень странно.

— Видел тот человек, который спал во дворе…

— Да, мадам. Он наш. Теперь исчезнет. Все будут его искать, и только его. Это удобно. Будет следить другой человек. Не сводим глаз с японца.

И что толку? Вообще-то в происходящем нет никакой логики. Да, мы с Вертом боялись, что наша переводческая деятельность опасна для всех — студентов, Верта, в итоге и меня. Но стрелять в того, у кого эти документы воруют?