Амалия и Золотой век

Я бы, Лола, выбрала демоническую, хотя бесспорно великолепную ведьму Нелли Ульрих из Швейцарии. Или Вин Чу из Китая, или Герду Лоули из Норвегии, но в целом… Лола, дорогая, вы работаете в иностранной компании, вы самостоятельная молодая женщина, это вам не то что просто выйти замуж за только что избранного члена Ассамблеи. А еще есть Эдди… кстати, что там с Эдди?

— Эдди — исполнительный директор галеонного фонда, — злобно напоминает мне Лола. — Получает хорошую зарплату. Отдает долги. Большие долги.

А, ну понятно. А «Инфанта Филиппина» на всех его документах — это другая красавица.

Так, так, так, Лола, дорогая, скажите мне: у вас есть драгоценный камень, который вам нужно носить?

И она, как во сне, лепечет: для родившихся в апреле, месяце рассвета и весны, начинающегося со дня смеха, — это бриллиант, камень невинности.

Нет, нет, Лола, раз так, то это очень грустный камень — и, кстати, как это маму угораздило назвать вас Долорес, скорбящая? Свадьба, Лола, — давайте поговорим о главном бале для каждой молодой женщины.

И она бормочет: нельзя выходить замуж во вторник, на темной луне, в один год с сестрой. Никогда не примерять заранее уже готовое подвенечное платье. Никогда не надевать жемчуг, он к слезам.

Лола, вы же были когда-то маленькой девочкой, вспомните, что вы делали тогда — неужели плакали каждый день?

Нет, мадам, мы в темноте смотрели на светлячков, можно было привязать одного на нитку и крутить, в ночи расцветал зеленоватый круг. А можно было сделать лампочку, если посадить светлячка в платок.

Да, Лола, я это тоже помню — платок со светлячком пульсирует, как вифлеемская звезда. И везде гремят цикады. Еще, Лола, еще!

А еще у нее и братьев были схватки боевых пауков — не все они умеют драться, надо найти правильных пауков в кустах на улице. Мой всегда выигрывал, говорит она. А еще у нас было много деревьев. И — высокое, черное создание, курящее сигару, которое называется «капре», они живут на старых деревьях, типа каимито. Когда на такое влезаешь, надо попросить его посторониться.

— А это, случайно, не фруктовые летучие мыши?

— Ха, — с презрением говорит Лола. — Подумаешь, мыши. Роняешь такую на землю, если это днем, она пищит и ползет обратно к дереву. А ночью ее там нет, она летает.

Я молчу и смотрю на нее. Лола улыбается.

— Да-да, моя дорогая, — мягко подсказываю я. — И все это — вы, и никто у вас не отнимет ни этих пауков, ни черного человека, которого вы не боитесь.

— И я была красивее всех в стране, — заторможенно, но твердо произносит она.

Я беру журнал, скатываю в трубочку и со словами «а они были самые красивые в мире» бросаю его в корзину.

— Дорогая Лола, а быть умнее всех, или многих, — это не так интересно? Или, в худшем случае — счастливее всех?

Она хлопает глазами. Но задумывается.

— Эту историю пора заканчивать, Лола, — сообщаю ей я. — У вас будет еще бал. Один грандиозный бал. Вас увидят все. О вас напишут. Но когда он кончится — вы начнете, наконец, жить настоящей жизнью? А? Если еще один бал — то да? Тогда отправьте эту телеграмму. В Америку. Да-да, отдайте Хуану, Матильда застоялась.

Лола берет заранее написанную мной бумагу. Я киваю, она читает — там, в этой бумаге, значится волшебное имя «Магда», но Лола знать не знает, кто это такая, она видит совсем другое имя.

И делает громадные круглые глаза, и говорит «этого не может быть!!!». И еще говорит: «И-и-и!!!»

Тут я, наконец, понимаю, что мой план — для этого города и его специфических обитателей — абсолютно уместен.

— Да, — вспоминаю я. — Еще вот что. Мне надо посидеть в одной библиотеке. Узнайте, Лола, как можно быстрее — как бы попасть в такое место в Манильском диоцезе, где хранятся каталогусы.

— Что???

— Это очень важное слово, Лола, запомните его, узнайте у любого священника: каталогусы. И еще — как мне в такое место попасть, кто меня туда пустит.

— Мм, Эдди! — вдруг озаряет Лолу. — Эдди может! Он в таких местах постоянно пасется. Сейчас — особенно. Он же директор фонда. Никаких проблем.

— Вот и отлично. Стоп, мне надо еще сказать кое-что Хуану, а потом… ладно, давайте сюда эту телеграмму.

Чуть не забыла еще одно и очень тонкое дело.

— Хуан, мне нужны китайцы. Самые главные здесь китайцы. Из Бинондо.

— Мы их грабим, мадам де Соза, — задумался Хуан. — Но…

Понятно. Так, тогда — Джефри. Можно прогуляться к нему пешком, а Хуан поедет на телеграф, а Лола займется каталогусами…

Джефри бесстрастно и с тихим удовлетворением сообщает мне, что ему уже нужен помощник. Свадьбы, портреты — заказов стало слишком много. Мастерская приносит прибыль уверенно и постоянно.

И Джефри, с его неподвижным китайским лицом, показывает мне очередной портрет местисы с пробором, локонами на склоненной головке и небесной задумчивой улыбкой.

Он хорошо видит людей, приходит мне в голову мысль. Они ему нравятся. Или просто чем-то интересны. И поэтому у него отличные фотографии.