Бетонные стены комнаты были увешаны альбомными листами с разнообразными детскими рисунками. В центре располагался стол, заставленный всякой едой и напитками, как безалкогольными, так и крепкими. Рядом со столом стояли старый потёртый диван и несколько стульев.
– О! Поздравляю. Все живы, но надолго ли? – вновь протрещал динамик девичьим голосом, когда все незнакомцы зашли в помещение. – Это безопасная комната, до поры до времени. Последний обед для смертников, так сказать.
– Во! Вот это дело, – воскликнул Владимир, завидев водку на столе.
Мужчина в майке и шортах направился быстрым шагом к столу, но полицейский догнал его и, схватив за руку, остановил.
– Стой! Ты реально хочешь что-то пробовать здесь?
– Ты, это, руки то убери свои, мент поганый! – вырвал Владимир руку из хватки полицейского. – Ещё раз, это, тронешь меня и в хлебало своё получишь.
Он уселся на диван, налил себе водки в стакан и сразу же залпом выпил, закусив сельдью со стола. После чего, довольно расплывшись в улыбке, вновь схватился за бутылку.
– Ну, между первой и второй.
Все подошли к столу и, убедившись в «чистоте» еды, присоединились к Владимиру, чтобы хоть немного отвлечься. Каждый из них был совершенно сбит с толку, растерян и напуган. Кто и зачем похитил их? Для чего какой-то больной разум создал всё это? И что ждёт их за следующей дверью?.. Их тревожило, что они не помнили своего прошлого. И того, что их может неприятно удивить. Того, что их объединяет. Того, что они натворили, в конце концов, чтобы это не значило.
Единственным, кто отказался от трапезы, был Борис Петрович. Его, как человека искусства, заинтересовали рисунки на стенах, показавшиеся странно знакомыми.
– Вы бы не налегали на алкоголь, – сделал Док замечание Владимиру.
– А тебе, это, что с того? – сразу же набычился здоровяк.
– Мне то ничего, но если ты напьёшься, то это явно уменьшит твои шансы на выживание, – озвучил очевидное человек в костюме врача.
– Пф-ф-ф… – фыркнул Вова, но всё же поставил бутылку на стол.
– Что за безвкусица и бред, – проворчал возмущённый до глубины души прагматичный старик. – Трава не бывает синей, а это что – зимний пейзаж? Тогда почему снег красный? Никакого соблюдения логики и простейших основ нашего мира. Очередная бестолочь, которой не дают покоя лавры неоправданно возвышенной бездарности Пикассо.
Он переходил от рисунка к рисунку и критиковал необычный стиль автора рисунков. Ему не нравилось абсолютно ничего. Старик был сторонником старой школы натурализма и имел пунктик на правильность и достоверность исполнения, а фраза «я художник, я так вижу» доводила его до белого каления. Рисовавший нарушал, по его мнению, просто сами устои мироздания, изображая всё не так, как должно было быть. А то, что художник был ребёнком, совсем не смущало Бориса.
– Эти рисунки мне кажутся очень знакомыми, – проговорила Ольга, подходя к своему коллеге. – Но я не могу вспомнить.
– Тоже так кажется, – в том же недовольном тоне ответил художник. – Хотя я предпочёл бы вновь забыть этот ужас.
– Итак, подведём итоги, – произнёс Вадим.
Не сдержавшись, полицейский всё же взял бутылку и принял стопку крепкого напитка, чтобы успокоить расшалившиеся нервы.
– Нас всех что-то связывает, – спокойным голосом произнёс доктор. – Связывает с этой… гм… странной девочкой из динамика.
– А может она лишь фикция, – заговорил Абрамов. – Девочке похитить всех и такое устроить явно не по силам.
– Твоя правда, – согласился Док.
– Ха-ха, а я знаю, за что здесь Петрович.
Присутствующие вопросительно посмотрели на Вована, который, поедая бутерброд с мясной нарезкой, тоже решил ознакомиться с творчеством местного автора.
– Рисунки то, это, явно девочки этой. А он тут он ходит и воняет. Это безвкусица, то ему бред, – мужчина в драных шортах поперхнулся, выплюнул остатки бутерброда на пол и продолжил. – Небось, парашу влепил ей на уроке, вот она на него и в обиде осталась. Ха-ха-ха.
– Это не смешно, – насупился старый художник.
– Нет, я думаю за двойку Аманда с ним бы такое не сотворила, – вступилась Ольга за Бориса. – Дети обидчивые, но не настоль… Ой!..
Девушка прикрыла рот ладошкой, словно произнесла ругательство. Её спутники внимательно посмотрели на неё.
– Как ты её назвала? – спросил Вадим.
– Аманда, – боязливо ответила Ольга Сергеевна. – Не знаю, почему так. Просто всплыло.
– Тьфу, блин! И имя то басурманское, – снова сплюнул Вова.
– Возможно, ты начинаешь вспоминать. Точнее, что-то знакомое стимулирует данный процесс, – произнёс Док. – Ни у кого больше мыслей не возникло?
– Жарковато тут чего-то, – пробубнил Вован и потянулся за кувшином с компотом, стоящим на столе, но его умозаключение все проигнорировали.
– А милочка то права, да и Владимир тоже, – внезапно произнёс Фролов, рассматривая обратную сторону одного из рисунков. – Смотрите, подпись то моя.
Пожилой человек развернул к присутствующим обратную сторону листа. Корявыми печатными буквами на нём было написано «Аманда», а рядом красовалась жирная двойка и роспись старого художника.