Амандина

Амандина и Изольда привели дом в порядок, расчистили сад, вымыли окна, постирали и погладили занавески и покрывала. Они ждали. Но в тот майский день, когда закончилась война, они прекратили говорить о месье.

В сентябре 1945 года во вторник утром Амандина открыла дверь из темной прихожей в кухню и нашла его сидящим на своем месте за столом, покрытым вышитой белой скатертью, на которую он крошил хлеб, и ел его, обмакивая в бокал с вином. Вытянутое тонкое лицо, в усах и бороде больше белого цвета, чем коричневого, он рассматривал ее, щурясь, как будто ослеп от слишком яркого света.

— Бонжур, месье.

— Доброе утро, Амандина.

Он встал, чтобы пожать ей руку, затем коснулся лица. Как многие из вернувшихся мужчин, которых доставили поезда, Катулл обнаружил перед собой молодую женщину, а не маленькую девочку из своих воспоминаний. Амандине исполнилось четырнадцать лет. В прелестном розовом платье, вьющемся вокруг стройных ног, она походила на изящный цветок на длинной ножке. Ее волосы, раньше падавшие свободными прядями, теперь были забраны от лица и заплетены в толстую черную косу до талии, высокие широкие скулы и иссиня-черные глаза, где он видел такие? Как у оленя.

У Изольды уже закипала вода для ванны, варился суп на обед, а Амандина пошла в школу, как и другие дети в деревне, как дети по всей Европе, медленно приходящей в себя.

Изольда сразу его спросила, только он вошел в дверь в то первое утро, пока накрывала на стол, и он ответил на ее вопрос — нет, ни слова больше о детях Катулл не говорил. А потом, в ноябре, телеграмма — бестолковая, но торжествующая — Доминик приезжает в Париж из Англии через четыре дня.

ПОЕЗД НЕ ВСТРЕЧАЙТЕ. ДОРОГУ ДОМОЙ НАЙДУ.

ЖДИТЕ МЕНЯ

— Англия. И как она умудрилась…

Изольда чистила морковь за кухонным столом, не забывая закинуть в рот очередную горсточку анисового семени.

— Надо бы все-таки поехать встретить.

Катулл посмотрел на нее.

— Да, конечно поедем, но она не написала…

— Мы будем встречать каждый поезд, прибывающий с севера в пятницу.

— А что, если она появится здесь, в то время как мы ждем ее там?

— Тогда я останусь. Возьмите Амандину и поезжайте в Париж, а я буду ждать здесь.

— Это разумно.

Амандина наблюдала то за одним, то за другим, слушая молча.

— Мы поедем в Париж встречать в пятницу Доминик? — спросил ее Катулл таким тоном, каким мог спросить, кто соберет завтра утром яйца.

Подражая его сдержанной манере, Амандина ответила:

— Да, месье. Мы поедем в Париж, чтобы забрать Доминик.

~~~

В тот же самый вечер они ушли на свою традиционную прогулку к мосту, Амандина была необычно тиха, в то время как Катулл переживал необычайный подъем.

— Ах, моя дорогая девочка, твоя старшая сестра возвращается домой. Моя красивая дочь в безопасности, и она возвращается к нам.

Катулл посмотрел на Амандину и заметил, что ее улыбка полна грусти.

— Что с тобой, девочка? Скажи мне.

— Я не могу не думать о мадам Жоффруа. Вы знаете. Ее красивая дочь Соланж не вернется домой. Я хочу пойти к мадам Жоффруа. Я хочу…

— Со временем, со временем…

— Я не для себя этого желаю. Я должна дойти туда, куда не смогла дойти вместе с Соланж годы назад… О, месье, почему не все добираются до дома, почему?

— Пожалуйста, прости мне мой… Я не думал…

— Нет, нет, причина только в том, что без меня Соланж не вернется к матери. Разве вы не видите? Я могу рассказать ей о нашей жизни в женском монастыре, о нашем путешествии. Мои воспоминания. Соланж не может говорить с ней, а я могу. Иногда я думаю, что есть моя вина в ее смерти. Если бы она не приехала в монастырь заботиться обо мне, если бы она осталась дома, если…

— Я обратил внимание на то, как ты похорошела, но не заметил, насколько выросло твое тщеславие.

— Что?

— Ты решила, что настолько сильна? Способна вызвать смерть?

— Нет, конечно, но…

— Виновна, не так ли?

— Что-то в этом роде.

— Ты не можешь отвечать за Соланж, не больше, чем за действия своих родителей.

— Я всегда думала, должно быть, со мною что-то не так. Из-за моих ошибок умер Филипп, была жестока аббатиса и девочки из монастыря.

— Ты ошибаешься. Жестокие обстоятельства разбудили в тебе чувство вины, но не были вызваны твоими действиями. Теперь посмотри на меня, я открою тебе кое-что из собственных страхов. Ты уйдешь жить к мадам Жоффруа, если мы сможем найти ее?

— Нет. Нет, я хочу найти ее по причине, о которой уже говорила. Я должна сделать это ради Соланж. Но есть еще один момент. Другая причина. Возможно, ее мать или бабушка расскажут мне что-нибудь о моем рождении, о леди, которая оставила для меня кулон. Не помню, показывала ли я его вам, но это все, что у меня есть, возможно, от моей матери, от моей семьи.