Амазонки

Начался невиданный поединок. Девушка отлично владела мечом, и с первых ударов стало ясно, что Тифису несдобровать. Кибернеты на всякий случай подошли поближе, но Агнесса дала им понять, что она и не думает убивать противника. Девушка искусно отражала неуверенные удары Тифиса, но сама не пыталась поразить его. Улучив удобный момент, она нанесла быстрый, как молния, боковой удар, выбила меч из рук царя, наступила на него ногой и сказала насмешливо:

– Теперь я верю: ты царь Олинфа, – и кинула меч Аркадосу.

– Ты богиня! – восхищенно произнес Тифис и, увидев улыбающегося и довольного Диомеда, приказал: – Женщин одеть и привести во дворец. Я хочу говорить с ними.

Спустя час Атоссу и ее дочь привели к Тифису. Кибернеты разошлись по своим местам, только Диомед остался в зале.

– Вас, конечно, не покормили за это время? – спросил Тифис.

– Нас мучит жажда, – ответила Атосса.

– Садитесь к столу и угощайтесь. Мы подождем.

Пока женщины ели, Тифис неотрывно глядел на Агнессу. И Атоссе, и старому Диомеду было ясно: беспощадная-невидимая стрела Эроса, бога любви, поразила сердце молодого царя Олинфа.

– Право, я не знал, что у тебя такая дочь, – начал говорить Тифис, когда заметил, что женщины насытились. – О тебе, Атосса, я слышал от царицы, а о ней…

– Ты многого не знаешь, царь Олинфа. Вот ты воскликнул недавно, что она – богиня. Ты не ошибся. Агнесса – богорожденная. Спроси – вся Фермоскира подтвердит тебе это.

– Я верю вам!

– Жрица храма Ипполиты не выходит на агапевессу, ты, наверное, слышал это. Но однажды бог Арес посетил меня в сновидении, и я зачала Агнессу. Но не об этом я хотела бы говорить с тобой. И с глазу на глаз.

– То, что можно сказать мне, можно сказать и Диомеду. – От него у меня нет тайн.

– Хорошо, если так. Я хочу спросить тебя, царь Олинфа: что ты намерен делать с поверженной Фермоскирой?

– Я дал слово царице Годейре. Она останется здесь моей наместницей.

– А ты уведешь свои корабли в Олинф?

– Да.

– Тогда позволь спросить: зачем ты приезжал сюда?

– Отныне Фермоскира станет колонией Олинфа!

– Много ли воинов оставишь ты здесь?

– Немного. Может быть, ты не знаешь, но мои воины одновременно и гребцы. А обратный путь – путь против ветра. На паруса я надеяться не могу.

– Хочешь, я скажу, что произойдет, как только триеры скроются за поворотом реки? Годейра прирежет твоих мореходов, которых ты здесь оставишь. Всех до одного.

– Она не сделает этого. Я возьму с нее клятву…

– Я думала, ты умнее. Предавшая Фермоскиру предаст и тебя.

– Я тоже так мыслю, – заметил Диомед.

– Что же делать? Посоветуй.

– Может быть, оставить тебя, Атосса? – спросил старый кормчий.

– И ты думаешь, я не нарушу клятву? – Атосса глянула на Диомеда насмешливо. – Я сделаю то же самое, что сделает Годейра. Я такая же ареянка, как и она. Запомните: пока у амазонки в руках оружие – она никому не подвластна.

– Ценю твою откровенность, Атосса.

– Спасибо. Оцени и то, что я тебе посоветую. Сегодня же прикажи схватить Годейру, Беату и Гелону. Завтра будет поздно. Наместницей сделай полемарху Лоту.

– Но она тоже амазонка!

– И еще какая, – заметил Диомед. – Я видел ее в бою.

– Но вы забыли: разве не она привела вас в Фермоскиру? Почему восставшие рабыни поставили ее над собой?

– Об этом мы не задумывались.

– Лота много лет жила вне Фермоскиры. Где-то в горах у нее остался муж – отец Мелеты. Там же их сын. Она повела на Фермоскиру горцев и рабынь потому, что хотела спокойствия для жителей Кавказа. И ради этого она останется, и не будет у вас вернее наместницы. Если Годейра мечтает о возрождении Фермоскиры, то Лота сделает все, чтобы мощь амазонок не поднялась больше никогда. Она приведет на эти земли горцев и сделает их верными вашими данниками. Мало того, пока не разошлись по домам послушные ей повстанцы (они уже начали переправляться на тот берег Фермодонта), она поможет вам разоружить царских воительниц. Когда-то она была полемархой, и ей наездницы верят.

– Если бы так, – Диомед вздохнул.

– Слушай дальше, царь Олинфа. Ты высадишь всех своих воинов на берег и оставишь их здесь. А на их место в трюмы триер посадишь амазонок. Самых лучших, отборных. И прикуешь каждую цепь к веслу. Такие цепи у нас есть. Мы ими приковывали строптивых рабынь. Наши амазонки выносливее твоих мужчин, они дотянут триеры куда тебе будет нужно. А на родине ты продашь их. Вавилонские купцы ценят амазонок на вес золота. Ты, я думаю, знаешь об этом. Великую славу и богатство привезешь ты на берега Халкидики.

– А что хочешь за этот мудрый совет ты? – спросил Диомед. – Я хотел бы понять, чего ты добьешься при этом?

– У молодого царя Олинфа есть нечто такое, за что я готова отдать не только себя и свою дочь, но и все сокровища храма. А сокровища эти велики.

– Назови! – блеснув глазами, воскликнул Тифис.

– Твое сердце!

– Зачем оно тебе?

– Не мне – дочери. Неужели ты не видишь, она любит тебя. Скажи ему, Агнесса.

– Еще вчера, на холме, я увидела тебя, царь Тифис, и со мной что-то произошло. Должна признаться, я умышленно вызвала тебя на поединок…

– Чтобы унизить?