Амбарцумян

Великий учёный, гениальный мыслитель, Петражицкий может безошибочно считаться Дарвином в области общественных наук, и то, что было создано Дарвином для биологических наук, то же самое, в такой же степени могущественно и оригинально, было создано Петражицким в области общественно-гуманитарных наук.

Общественные науки Петражицкий поднял на уровень правильного, научного мышления, со строго логической структурой. Обосновывая предпосылки общественных наук (одновременно разрушая неправильные методы исследования в этой области), он создал твёрдую, неоспоримую методологию общественной науки (теории права, государства, нравственности). Связывая человеческую физиологию и психику с соответствующими явлениями животных организмов, он создал особую, биологически обоснованную, неразрывно связанную с физиологической системой концепцию эмоциональной психологии, которая раскрывает и истолковывает мотивацию поведения животных и человека. Эмоции, в аспекте Петражицкого, являясь равносильно действующими коррелятами двусторонней функции физиологической, центральной нервной системы, намного лучше, глубже и биологически более точно объясняют процессы поведения животных и человека, чем рефлексы теории Павлова.

Основываясь на данных эмоциональной психологии, Петражицкий создал теорию права, нравственности и государства. Затем, исходя из этого, он разработал теорию происхождения и развития таких общественных явлений, как язык, право, религия, этика, государственные образования, политические учения, политические партии, наука, искусство, как «бессознательно гениального» продукта общественного развития. Последняя часть его концепции представляет собой грандиозное построение социологии. При таком понимании теории Петражицкого следует признать нелепостью, крупнейшим заблуждением утверждение, будто бы он, как мыслитель, был идеалистом и развивал идеалистические теории. Подобное нелепое утверждение исходит от людей, не способных понять и оценить общественно-эволюционную теорию, основанную на строгих данных физиологии и биологии. Глубокое и всестороннее ознакомление с учением этого гиганта мысли может обнаружить его полноценные исторические установки.

Основное течение моей жизни в то время могло бы быть отмечено своеобразным понятием научно-философского экстаза. Всецело, всем своим существом, всеми фибрами души я был охвачен тогда научным увлечением. Подобная характеристика представляет собой серьёзный, вполне обоснованный вывод из многолетнего, длительного наблюдения. Без пропусков, регулярно и настойчиво посещал я лекции выдающихся учёных и весьма часто сталкивался с ними в ожесточённой дискуссии по принципиальным вопросам науки. Об этих столкновениях, собиравших перед аудиториями большие толпы студентов, часто говорили: "Это сражение Амбарцумяна с профессорами!" Я был увлечён наукой, и это увлечение продолжалось долго, в течение всей последующей жизни — оно и теперь составляет доминирующее содержание моего сознания.

Наука — живой волнующий эмоционально-интеллектуальный процесс, который так же превращает весь механизм нашей психики в орган для выполнения своей функции, как аффекты страха, гнева, страсти. Научный процесс в его субъективном значении, сильно овладевая всем существом, всем душевным строем мыслящего субъекта, нередко развивается, как ураган, как неистовствующий азарт, подобный азарту, доводящему охотника во время охоты до самозабвения и бросающему картёжника в неописуемую крайность. В таком крайнем своём развитии научный процесс становится необузданной гегемонией, управляющей поведением мыслящего человека, иначе говоря, он становится экстазом. Я не могу сказать, в какой мере положительным и творческим был научный экстаз, владевший мной в то время и продолжавший своё воздействие на меня в продолжение десятков лет, но зато могу с достоверностью утверждать, что причиной всех моих столкновений с профессорами, всех "ожесточённых сражений", которые я вёл, служил владевший мной необузданный научный экстаз. Поэты говорят: "Как смерть сильна и жестока любовь!" Я же говорю: "Куда сильнее любви научный экстаз!"».

Амазасп Асатурович вспоминает, как реагировала армянская интеллигенция Санкт-Петербурга на кровавые события, имеющие место в турецкой Армении:

«Армянский народ в целом характеризуется центробежными тенденциями, что, конечно, объясняется его историческим прошлым. Армянин у себя на родине вовсе чужд патриотических стремлений. Но, находясь на чужбине, он становится пламенным патриотом. Следуя этой закономерности, собиравшиеся у меня товарищи страстно обсуждали вопросы национального освобождения от турецкого ига. В этом единственном вопросе все были единодушны во взглядах.