Амбровое дерево (ЛП)

Судья находил предлог приходить сюда чуть ли не каждый день, и я радовалась его визитам. Вместе мы посадили мой первый огород, каждый ряд которого был сделан с математической точностью. Когда-то пустые клумбы вокруг дома теперь цвели кустарниками и цветами: азалии, японский остролист и спирея, герань, петунии, душистый горошек и хоста, а также несколько цветов креп-мирта, добавленных для высоты и контраста.

Когда мы с Хью решили, что пришло время, мы собрали наши семьи и сообщили им новость о ребенке. Все были в восторге, и я вошла в совершенно новый мир, на который раньше никогда не обращала особого внимания; мир традиций воспитания первородных матерей юга путем передачи кусочков мудрости, собранной из поколений женщин, ушедших раньше.

– Аликс! – моя мать взвизгнула, когда увидела, что я тянусь за миской на верхней полке шкафа. – Немедленно прекрати это. Разве ты не знаешь, что обернешь пуповину вокруг шеи ребенка?

Когда я страдала от изжоги, тетя Дарла сказала мне, что это означает, что у ребенка будет много волос.

Хелена вступила в игру, предупредив меня, чтобы я ничего не боялась, потому что это «отметит» ребенка. Казалось, что у всех были такие приметы, и они потчевали меня ими при каждом удобном случае. Я отшучивалась от этих историй, но моя бедная акушерка, жительница Нью-Йорка, переехавшая сюда, пришла в ужас, когда я повторила ей эти истории, и приказала мне не слушать ничего из того, что говорила моя семья. Я не думаю, что она когда-либо полностью понимала концепцию южной традиции, и несколько лет спустя она перенесла свою практику обратно в «цивилизацию».

Все казалось розовым и совершенным снаружи, но это было так далеко от истины. Несмотря на то, что я притворялась, мне было больно, как никогда прежде. Вы не можете включать и выключать любовь, как выключатель света, как бы сильно ни старались. Все, что вы можете сделать, это отгородиться стеной, ставя по одному кирпичику за раз, пока не создадите непроницаемую крепость вокруг своих эмоций. И как только эта крепость будет построена, вы замаскируете любовь так хорошо, что даже сами больше не сможете ее видеть. Вот что я сделала со своей любовью к Нику, и ненависть стала моим камуфляжем. Это повлияло на все в моей жизни. В первый раз я потеряла из виду сердцевину амбрового дерева и теперь видела только бледную волокнистую древесину, искривленную и ненадежную.

Одной из главных последствий этой перемены стала моя внезапная неспособность доверять Хью. Когда-то я была глупой и верила всему, что говорил мне Ник. Это не должно было повториться, и, если Хью казался слишком хорошим, чтобы это было правдой, значит, у него должен был быть скрытый мотив. Моя фантазии разрушились с оглушительным треском, когда с глаз спали шоры.

Я проводила много времени, наблюдая за Хью, удивляясь, почему мужчина так радуется чужому ребенку. Если бы он раньше проявлял хоть малейший интерес к детям, я бы его поняла. А теперь он вдруг разыгрывал из себя заботливого отца, и мои подозрения разгорались с новой силой.

Напрашивался только один вывод. Я была права насчет Хью с самого начала. Он не любил меня. А преследовал меня только потому, что этого хотела и ожидала его семья. И хотя у него было много денег, если он сохранит счастье своих родителей, то унаследует индустрию, которая контролировала целый город и прилегающую к нему территорию. Возможно, Хью действительно заботился обо мне, но наши отношения были больше похожи на отношения брата и сестры, чем мужа и жены. Я была его трофеем, самой подходящей кандидатурой, чтобы помочь получить то, что он действительно хотел; респектабельность и власть – бесценные вещи в нашем маленьком южном городке. Ребенок был просто украшением витрины, чем-то, что могло бы дополнить картину счастливой семьи, которую он пытался спроецировать.

О, Хью казался достаточно жизнерадостным. Он помогал Дженне и мне с детской, выполняя большую часть работы по обустройству. Мы безжалостно дразнили его, когда он поставил спинки кроватки вверх ногами и ему пришлось их переделывать. И по мере того, как рос мой живот, Хью становился все более заботливым, настаивая, чтобы я перестала так усердно работать по дому, убеждался, что мне есть на что положить свои отекшие лодыжки. Он клал руку мне на живот и смеялся, когда ребенок энергично брыкался. Ближе к концу беременности Хью даже посещал вместе со мной класс по подготовке к родам.

Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что вся эта забота обо мне была в основном тогда, когда рядом были другие. Когда мы оставались одни, мне казалось, что ребенка вообще не существует, и я начала понимать, насколько большую ошибку совершила. Ошибку, с которой мне теперь приходилось жить и справляться в одиночку. Дженна думала, что у Хью есть крылья и нимб, а у моей семьи был свой собственный маленький кризис, с которым нужно было справиться.