Америка и американцы

— Вы подразумеваете, когда он двигался или что-нибудь в этом роде? — спросила миссис Сокэло. — Мне кажется, это было как будто в июле, перед тем как начались показательные игры. Он не покидал этого стула с тех пор, как «Вашингтонские краснокожие» бились с «Патриотами» в предсезонной игре. Мне не хочется оспаривать заключение следователя, но я думаю, что Арти умер три месяца назад.

— Этого не может быть, — заметил Стивенс. — Как раз перед игрой Балтимор — Цинциннати Арти спросил меня, не хочу ли я кусок фруктового торта.

— Фруктовый торт? Откуда он был доставлен? — спросил детектив Миндерман.

— Это я его сделала, — сказала миссис Сокэло. — Я всегда делаю фруктовый торт по праздникам. Это помогает мне отвлечься.

— Кто-нибудь еще ел этот торт? — спросил Миндерман.

— Я! — сказал Макдермотт.

— Никаких последствий? — спросил детектив.

— Ничего, о чем стоило бы говорить.

— Проклятие! — воскликнул Миндерман. — Теперь всплывает версия отравленного фруктового торта. Ел ли он еще что-нибудь?

— Я давал ему бутерброд с рыбой, с тунцом, — сообщил Макдермотт.

— Что?

— Бутерброд с тунцом. Видите ли, миссис Сокэло отказывается нас кормить, и каждый приносит свою пищу. На этот раз жена сделала мне бутерброды с тунцом.

— А вы, конечно, не знаете, что это был за тунец? — спросил детектив.

— Я не занимаюсь рыбной ловлей. Единственный спорт, который меня интересует, — это футбол! — ответил Макдермотт.

— Ваша жена хотела избавиться от вас при помощи бутерброда с тунцом, отравленным ртутью, — сказал детектив. — Но только Арти стал жертвой вместо вас.

— Я знал, что она мною недовольна, — воскликнул Макдермотт. — Но не думал, что она зашла так далеко.

Миндерман направился к телефону и позвонил в дом Макдермотта:

— Миссис Макдермотт, я пошлю сейчас, чтобы вас арестовали за убийство Арти Сокэло отравленным бутербродом.

— Не волнуйся, Глория! — миссис Сокэло вырвала трубку и закричала. — Я дам показания в твою пользу. Мы можем всегда утверждать, что это преступление было совершено в состоянии аффекта!

НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ НА КОРТЕ

Играя этим летом в теннис, я наступил на мяч, когда мчался к другому мячу. Мне бы не хотелось напоминать о журнале «Тайм», который острил по поводу людей старше сорока, воображающих, что они молоды, если занимаются спортом. Журнал поместил фотоснимок, запечатлевший меня с ногой в гипсовой повязке (я очень сильно растянул связки), и назвал меня недотепой.

Естественны были моя обида и раздражение, поскольку популярнейший спортивный комментатор Говард Коселл не раз говорил, что мое поведение на теннисном корте можно сравнить разве с движениями лучших танцоров на балетных подмостках.

Проблема, с которой сталкиваешься при любом виде спортивной травмы, когда тебе больше сорока, — это не то, что происходит с твоим телом или даже с твоей гордостью. Самое неприятное ты испытываешь от людей, действующих из наилучших побуждений, когда они расспрашивают, что с тобой случилось. С гипсовой повязкой мне пришлось не расставаться шесть недель, и у меня было достаточно времени разбить этих людей на несколько категорий.

К первой категории следует отнести тех, кто настойчиво старался узнать, ПОЧЕМУ я наступил на теннисный мячик. Мой шаблонный ответ гласил: «Я всегда поступаю именно так, но никогда не теряю присутствия духа. Когда ты возносишься вверх, создается чертовское ощущение полета».

Другая категория сочувствующих обычно спрашивает: «Почему вы не убираете лишний теннисный мяч с корта перед тем, как начать игру?»

«Потому, — отвечал я, —что этим лишишь игру веселой забавы. Нервный трепет при игре в теннис вызывается как раз стремлением раздобыть мяч обратно, не наступив на оставленный на корте…»

Говорил я об этом с таким огромным убеждением, что многие лепетали: «А я этого не знал!»

«Конечно! — продолжал я. — Задумывались ли вы, почему играете с тремя мячами? Для игры необходимы два, а еще один нужен для того, чтобы оставить его на корте и иметь возможность на нем споткнуться».

Подлинные муки доставляет гипсовая повязка, так как вам приходится выслушивать разные истории о ней. Не верю, что существует хотя бы один человек, ни разу не побывавший в гипсе. А будучи на костылях, очень тяжко слушать, когда он или она начинают рассказывать вам свою повесть.

Все рассказчики оперируют фактом, что у них кости не совместились правильно, поврежденная нога зудит и они убедились в бесполезности гипсовой повязки.

«Самое худшее, — сообщила мне одна леди, — когда снимают гипс и вы видите свою ногу. Многие при этом теряют сознание…»

Поняв позже, что людей ничуть не поражают обстоятельства моей травмы, я придумал историю, которая должна была привлечь их внимание.

Когда спрашивали, что со мной случилось, я говорил:

«Это очень скучно, но если вас действительно интересует… Я был на теннисном корте, когда внезапно близ сетки приземлилась летающая тарелка. Из нее вылез маленький зеленый гомункулус с лазерным пистолетом, который выстрелил мне в ногу».