Американские дети играют с удовольствием, французские – по правилам, а русские – до победы. Лучшее из систем воспитания разных стран

Когда я не выдержала и поделилась наблюдениями со старой русской эмигранткой Еленой Бестужевой, которая всю жизнь проработала секретарем в русско-французской культурной ассоциации, она только пожала плечами.

– Я не думаю, что то беспокойство, которое вы излучаете, – это и есть материнская любовь. Советские матери напоминают цунами, торнадо, не оставляющие ни малейшего шанса инициативе ребенка. Конечно, французы переживают за детей, но не больше, чем следует.

– Разве это не холодность – выбирать меру своим чувствам? – удивилась я.

– Не холодность, а искусство! Соразмерять усилия и чувства с возможностями и желаниями других людей, тем более возможностями ребенка, – это большое искусство. Не в этом ли цель воспитания?

– И вы считаете, что это проблема советских матерей? А до революции все было по-другому?

– До революции точно все было по-другому. Но русские всегда ведут себя пассионарно. Чувство меры – это не наша сильная сторона. Пожалуй, политика тут ни при чем. Мы всегда были такими.

Наша пассионарность проявляется не только в борьбе и на войне, но и в родительстве.

Аристократическая сдержанность и глубокое равнодушие к любому проявлению низкой, вульгарной культуры спасает от того, чтобы вовлечься в губительные не только для репутации, но и для психики игры. Сдержанность, на мой взгляд, – краеугольный камень французской системы воспитания.

Французские родители не поддаются на провокации, демонстрируя чудеса стрессоустойчивости по отношению к детям. Аристократический стандарт поведения не просто реликт старой культуры. Он бережно хранится, культивируется, отслеживается и приумножается. Он проявляется в манере одеваться, манере говорить, стиле одежды, практике еды и пития. Завидная невозмутимость и монументальное спокойствие, за которыми могут кипеть большие страсти, – вот кто такие французы.

Французские родители напоминают французских политиков. До поры до времени они безмятежно наблюдают за шалостями детей, граждан своей маленькой страны, но, если те переходят демаркационную линию, сразу врывают на этом месте мощный пограничный столб с табличкой «Нельзя!». Если вы еще думаете, что французы ведут себя взбалмошно, делают, что хотят, и позволяют вольности, уверяю: хотя слово «свобода» написано на знамени французской революции, у них достаточное количество табу.

В отличие от русского родителя француз не кричит по всякому поводу «Нельзя!» как пожарная сирена, но, сказав это, не только готов обосновать свое требование, объяснить даже малышу, почему нельзя, но также не отступать от табу, пока не появится достойная контраргументация. Особенность нашего национального «Нельзя!» в том, что оно обозначает чаще «Нельзя, пока я здесь. Не будет меня, делай, что хочешь!». Основной аргумент российского родителя: «Нельзя, потому что я так сказал!»