Читаем Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга I полностью

Коронерское жюри заседало несколько дней, вплоть до 20 апреля. Если первоначально жюри собиралось для рассмотрения обстоятельств убийства Минни Уилльямс, то в дальнейшем оно приняло в работу и материалы предварительного полицейского расследования по факту обнаружения трупа Бланш Ламонт. Хотя упомянутые эпизоды разделял довольно большой интервал времени, они считались связанными между собой как местом совершения, так и, возможно, лицом, виновным в этих деяниях.

Всю первую половину заседания коронерского жюри 15 апреля Теодор Дюрант демонстративно читал привезенную с собой книгу. Причём, читал её очень медленно, листая страницы с заметной задержкой, и со стороны было хорошо заметно, как он прислушивается к происходившему вокруг. Поведение Теодора, скажем прямо, выглядело крайне инфантильно, он делал вид, будто заседание жюри не имеет к нему ни малейшего отношения, дескать, всё это сплошная ошибка и он вынужден здесь находиться лишь из-за полицейского принуждения, однако в конечном итоге Дюрант затеянной им самим игры не выдержал. Он отложил книгу и с неподдельным интересом стал следить за ходом заседания.

Первые сообщения свидетелей носили технический характер и касались места, времени и обстоятельств обнаружения трупа Минни Уилльямс.

Далее помощник прокурора вызвал для дачи свидетельских показаний пастора Джорджа Гибсона [его не следует путать с детективом Гибсоном — это разные люди!], служившего в церкви Святого Эммануила. Священник рассказал, что на 21 час 12 апреля в доме общинного старосты Фогеля была назначена встреча прихожан. Теодор Дюрант на неё опоздал, что было крайне нехарактерно для всегда пунктуального библиотекаря. Он выглядел необычно, лицо его казалось налитым кровью. На слова пастора об опоздании, Дюрант извинился и невнятно объяснил задержку тем, что был занят поиском формы для предстоящих на следующий день сборов Сигнального Корпуса, в которых ему предстояло принять участие.

Следующим свидетелем стал Фрэнк Сейдеман (Frank A. Sademan), садовник при церкви Святого Эммануила. Насколько можно судить по документам заседания, Фрэнк оказался чрезвычайно словоохотлив. Мужчина рассказал о том, как однажды поинтересовался у Дюранта ходом розысков Бланш Ламонт, ведь тот обещал заняться поиском девушки! По словам садовника, Теодор отмахнулся от него, как от назойливой мухи и высказался приблизительно следующим образом: я могу, конечно, заняться этим делом, но я не стану тратить своё время бесплатно, пусть мне заплатят хотя бы 50 долларов, а там посмотрим. В своём месте мы упоминали о том, как Дюрант вечером 5 апреля явился в дом Ноблов и пафосно пообещал помощь… Теперь же выяснилось, что на самом деле он и не думал обременять себя подобной чепухой. Цинично, конечно же, но ненаказуемо!


Несколько зарисовок, сделанных газетными художниками во время заседания коронерского жюри 15 апреля 1895 г. Слева направо: Теодор Дюрант, офицер полиции Риль, садовник Сейдеман, баптистский пастор Гибсон.


Далее садовник рассказал о ремонте газового светильника, который затеял или якобы затеял Дюрант в день исчезновения Бланш Ламонт. Что именно и для чего ремонтировал библиотекарь, осталось невыясненным, поскольку по утверждению Сейдемана приход оплачивал услуги слесаря газовой компании, занимавшегося профилактикой и ремонтом внутренних газовых сетей.

Весьма информативным оказались свидетельские показания Джорджа Кинга, церковного органиста. Это был 19-летний юноша, работавший в течение дня электриком в телефонной компании, а в вечернее время игравший для души на различных музыкальных инструментах. Джордж являлся юношей малообразованным и простодушным, а потому неудивительно, что на Теодора Дюранта — без пяти минут дипломированного врача! — он смотрел с почтением и уважением. Тем интереснее оказались показания этого свидетеля весьма разоблачительного свойства.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Россия между дикостью и произволом. Заметки русского писателя
Россия между дикостью и произволом. Заметки русского писателя

«Русское правительство есть только политическая партия, лишенная моральной связи с русским народом и враждебная ему по своим задачам. Под давлением необходимости русские власти устраивают гнуснейшую комедию народного представительства. Народ понял эту грубую комедию, он не хочет Думы, в которую желают посадить на роли представителей его желании каких-то темных людей, не известных ему», – писал Максим Горький в начале прошлого века.Он хорошо знал Россию, с 11 лет Алексей Пешков (будущий Максим Горький) вынужден был сам зарабатывать себе на жизнь и сменил много профессий, странствуя «по Руси». Впечатления от этого он позже отразил в своих произведениях, в которых утверждал, что человек в России «дешев и никому не нужен», а существование его проходит среди «людей безграмотных, бессовестных, одичавших от волчьей жизни в зависти и жадности».Неоднозначным было отношение Максима Горького к революции: с одной стороны, он надеялся, что под ее влиянием в русском человеке «разгорятся ярким огнем силы его разума и воли, подавленные гнетом полицейского строя жизни». С другой стороны, Горький опасался, что «живя среди отравлявших душу безобразий старого режима, мы заразились всеми пагубными свойствами людей, презиравших нас, издевавшихся над нами… Старый порядок разрушен физически, но духовно он остается жить».В данную книгу вошли очерки и рассказы Максима Горького, показывающие Россию первых десятилетий XX века, какой он ее видел.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Максим Горький

Публицистика / Прочее / Классическая литература