Американский альбом

Я думаю, это профессиональное. Джон-лучше-знает работал в какой-то секретной службе, выявлял укрывательство от налогов. Меньше миллиона – это не деньги. А за миллион он брался, смыкал челюсти. Чемодан зеленых. Замочек щелкает, крышка распахивается, внутри миллион. Фокус, в кино показывают. Я всегда отворачиваюсь, чтобы не видеть. Святого Антония легче искушали, а я не святой. Наблюдаю и жду, сейчас желающие появятся…

Но это к слову. Шутка юмора. Теперь Джон-лучше-знает живет на одну пенсию. Если не верите, я повторю, на одну пенсию. Они от нас через забор. Вся троица. Джон-лучше-знает, немая жена-японка и непутевый сын, который зарабатывает непонятно чем. Во дворе две-три машины, кроме тех, что в разъезде. Спилили деревья вдоль забора. На их месте сарай, в котором они что-то крутят. Японка ночью без света не спит. Они включают прожектор, свет бьет прямо в окна нашей спальни. Раньше деревья прикрывали, теперь их нет. В четыре утра свет, как бешеный – белый, красный, это въезжает сын, добавляет свое к прожектору. Свет лупит в пейзаж на стене нашей спальни. Лес начинает шевелиться. В этом свете можно увидеть мою фигуру. Без лица, только фигуру. Я встаю и смотрю.

– Все легально. – Говорит из постели жена, она тоже не спит. – У них все легально.

Откуда известно, легально или нет? Просто жена любит точность. Сидим в машине на молу (торговой площади), она говорит: – У здешних барышень все отлично. Одежда, волосы прекрасные, ноги ровнейшие, буквально у всех. (У жены хороший глазомер.) А походка у половины… что вам сказать… Идет вся из себя, а качает ее, как матроса в увольнительной.

Я – человек домашний, и, должно быть, унылый. Из-за меня жена перестала общаться с шестидесятью процентами друзей. Цифра прописью выглядит убедительно. Именно с шестьюдесятью, я переспрашивал. Кто входит в остальные сорок? Три подруги (это святое!), еще одна пара, недавно мы их приглашали. Теперь они отведут нас в ресторан, и будем квиты. Зато племянница жены не забывает. И особо приглашать не нужно. Если бы она командовала русским войском под Бородино, Москва бы осталась цела, французы побросали ружья и удалились в прекрасную Францию. Это в лучшем случае. О худшем я не говорю, достаточно глянуть на ее мужа. Я помню его цветущим мужчиной, но моя жена говорит, он счастлив. Наверно, так и есть. Я верю. Вижу своими глазами, верю, как никогда, а вы можете включить воображение. Наполеон бы ей не подошел, пришлось бы убрать каблуки. Коротышка – мог о такой только мечтать. Зато муж оказался в самый раз.

С утра лучше поддерживать благорастворение. Уверяю вас, именно его. Разойтись по позициям, занять места. Первый вопрос не должен быть дискуссионным. Лучшее – враг хорошего. Это мое неправильное мнение. Жена считает ровно наоборот. Хорошего она вообще не признает. Что остается? Если вы уверены, что морковь к завтраку нельзя тереть без фартука и рукавиц с рыцарского турнира, значит, вы на ее стороне.

Так мы живем. Все при деле и как всегда. До тех пор, пока Лиза с мужем Майклом и дочерью Женечкой не отбывают в отпуск и нам достается их собака Купер. Лиза (чуть с надрывом) предупреждает, если тяжело, тогда не нужно. Они найдут выход. Купер – член семьи, а не какой-нибудь подкидыш, и отношения к себе требует соответственного. Мы c женой наперебой уверяем, что готовы принять Купера, как родного. От одиночества Купер станет страдать, мы готовы заменить ему семью. Это звучит громко и внятно. И, главное, правдиво. На таких условиях Купер переходит в наш дом.