Американский ниндзя 1-2

Часть вторая

КОНФРОНТАЦИЯ

Бусидо готовит воина к любой из возможных опасностей. Ниндзюцу — к любой опасности, включая невозможные.

Бансэнсукай

ПРОЛОГ

На экране шевелилась клетка — обычная клетка животного происхождения с ядром, струящейся вокруг него цитоплазмой, оболочкой и так далее. Цитоплазма слегка подрагивала, напоминая чем-то воду в бассейне со скачущими по ней солнечными бликами. Затем к клетке прикоснулось что-то острое, раздвигая рыхлый контур оболочки, внутри гигантской (при данном увеличении) иглы появился просвет, а внутри клетки вздулась зернистая капля…

Капля начала увеличиваться вместе с кончиком полой иглы: кто-то дал большее увеличение, и стало видно, что ее зерна скорее похожи на небольшие обручи — то увеличивающиеся, то уменьшающиеся в размере, перекручивающиеся, сбивающиеся в комок…

Стон — тяжелый, протяжный, но слабый — заставил профессора вздрогнуть и отвернуться от электронного микроскопа, прислушиваясь: будет ли новый звук.

В лаборатории было тихо, только кварцевая лампа в углу не то урчала, не то шипела, да за окном тихо посвистывал ветер.

Профессор вздохнул и опустил голову на руки. Почему-то ему была не по душе эта тишина и это мертвое кварцевое гудение, да и холодный голубоватый свет тоже выглядел неприятно неживым.

«Зря все же Нора захотела переселиться прямо сюда… Бедняжка», — с горечью подумал он, поворачиваясь в сторону кровати — предмета явно лишнего среди лабораторной сверкающей четкости, где не было места даже простым неправильным линиям, не то что смятому белью.

Кровать возникла здесь в результате странного компромисса: сам профессор никак не мог отлучиться из лаборатории, надеясь, что нужный опыт удастся ему «именно сейчас, завтра, максимум послезавтра» и тогда вся жизнь пойдет иначе, в то время как Нора хотела одного — быть с ним рядом. Пока болезнь не зашла так далеко и надежды еще оставались, она приходила в лабораторию сама и садилась в углу на стульчик, наблюдая издали за работой своего мужа — когда одна, когда с дочкой, которую обстановка лаборатории тяготила; но силы уходили, время, отпущенное ей, истекало, и тем ценнее становились для умирающей женщины минуты, проводимые рядом с любимым человеком, заменившим для нее весь мир. Странно, но даже к дочери она была не так привязана, как к мужу, а когда болезнь вошла в третью, окончательную стадию, даже сама настояла, чтобы девочку пристроили в закрытое учебное заведение. Впрочем, действительно ли нужно было, чтобы малышка видела чужие страдания, не понимая, что к чему и зачем?

Нора болела спокойно, и это еще больше угнетало ее мужа, ожидавшего слез, попыток самоубийства (врачи предупреждали его о такой возможности), депрессии, ухода в себя и прочих видов поведения, типичных для смертельно больных людей. Но ничего этого не было. Наоборот, Нора делалась все приветливее и ласковей, все чаще просила просто посидеть молча рядом, чтобы можно было взяться за руки и заглянуть друг другу в глаза.

— Оставь свою работу, — просила она, с трудом двигая искусанными, посиневшими губами, — побудь со мной… Поверь, я не отвлеку тебя слишком надолго. Если ты меня действительно любишь — отдай свое время мне.

— Но ведь я хочу, чтобы ты жила, — мучительно кривясь, отвечал он и прятал покрасневшие от невыплаканных слез глаза. — Именно в этом заключается смысл моей работы!

— Нет, судьбу не обманешь… Я не хочу жить несбывающейся надеждой — я хочу, чтобы мы были вместе сегодня.

— А я хочу, чтобы у тебя было завтра…

— Я не хочу с тобой расставаться так надолго — каждая минута у меня на вес золота.

— А я не хочу расстаться с тобой насовсем, — снова и снова возражал он и, сжав сердце в кулак (иначе его ощущение назвать было бы трудно), поднимался со стула и шел к пробиркам, аппаратам и техническому оборудованию.

Так они и жили последние дни.

«Имею ли я право отнимать у него веру в то, что он сумеет совершить свое открытие? — размышляла Нора, ласково глядя на прикрытую лабораторным халатом мужскую спину. — Он ведь совершит это… обязательно совершит, рано или поздно. А я? Что я? И все же — неужели я не заслуживаю хоть нескольких минут внимания?»

— Посиди со мной.

— Но…

Диалог повторялся.

Время шло.

Нора, казалось, таяла — в буквальном смысле этою слова. Руки и ноги превращались в спички, делалось маленьким посеревшее и постаревшее личико, на котором вырастали до неестественных размеров влажные от боли глаза, уменьшалось, худея, тело…

— Ну еще один опыт, — молил он то ли умирающую, то ли саму смерть. — Вот увидишь, все получится… Все будет, как надо…

И снова, стараясь отбить Нору у смерти, он лишал ее жизни — потому что жизнь без радости уже не жизнь…