Читаем Американский пирог полностью

В те дни Руфи была еще прехорошенькой. Прямые каштановые волосы, остриженные до подбородка, она закалывала черепаховыми гребешками. У нее были огромные карие глаза, лицо в форме сердечка и привычка втягивать щеки, чтоб они казались чуть менее пухлыми. Элинор надолго застряла в уборной, и мы не на шутку встревожились. Руфи уже собиралась посмотреть, не стряслось ли чего, но тут показалась наша крошка и, лучась от гордости, сообщила, что только что сходила за большое. Обычно она решалась на это только дома.

— Но как же ты вытерлась? — удивилась Руфи.

— Мне помогла одна тетя, — сияла Элинор.

— Не может быть!.. — простонала Руфи, и я поняла, что Элинор теперь не выйдет за порог, пока не научится самостоятельно подтираться.

— Может. Вот эта тетя, — и Элинор указала на рыжеволосую продавщицу из отдела готовой одежды.

— Бежим, пока она нас не заметила, — крикнула Руфи и понеслась с коляской к лифту.

— Стой! — завопила я. — Куда ты?!

— На ту сторону улицы, в универмаг «Харвиз», — бросила она через плечо, — там нас никто не знает.


Говорят, когда начинается черная полоса, на тебя обрушивается по три несчастья кряду: три смерти или три авиакатастрофы. Но на нас беды сыпались сразу по шесть; так, надо думать, действуют родовые проклятия. Не знаю, как это им удается, как невзгоды настигают всех членов нужной им семьи. Неудачи да горести словно выбирают себе чей-то дом, а затем, как голуби, слетаются в него вновь и вновь. Они узнают его, как кошка узнает свое отхожее место — по запаху.

Приехав в Таллулу, я свято верила, что мы Амосом перехитрили смерть. Я прокляла Господа, но здесь Ему нас не найти. Амос же считал, что мы уже достаточно выстрадали и что Бог — или тот, кто испытывал нашу веру, — даст нам передышку Работая на мельнице, он скопил денег на покупку небольшой фермы у Церковного ручья, в семи милях от города. В те стародавние времена там стояла баптистская церковь, Харрикейн, выстроенная прямо в скалах, у того самого места, где ручей впадает в реку Камберленд. В Гражданскую войну конфедераты использовали эту церквушку как наблюдательный пункт и госпиталь, но янки так и не дошли до реки. Таллула лежит слишком далеко от крупных дорог, и федералам она была попросту не нужна. И все же баптисты упорно выставляли там дозорных, и эта традиция сохранялась и век спустя. Даже теперь, когда едешь в город, пол-Таллулы знает об этом задолго до твоего приезда: дозорные видят, как ты петляешь по вырезанному в скалах шоссе № 70 и как потом проезжаешь по Зеленому мосту.

У Церковного ручья мы с Амосом выращивали кукурузу и сорго, а правительство дало нам еще участок под табак. В Техас я возвращаться боялась, думая, что там начнутся новые беды, и старалась обжиться на новом месте. По воскресеньям наряжала свою малютку и несла ее в церковь Харрикейн. В солнечные деньки я выкладывала ее на одеяльце, а сама тем временем обсаживала нашу дорожку нарциссами. Когда Руфи подросла, Амос сделал ей качели из автомобильной шины. После каждого дождя я стояла в зарослях кукурузы, слушала, как вода впитывается в почву, и размышляла о том, как нам все же повезло. Почва пахла железом и быстро поглощала всю влагу. Стоя на коленках у ручья, я выкапывала дикий папоротник столовой ложкой и чувствовала себя совсем юной.

В пятьдесят седьмом Руфи влюбилась в Фреда Мак-Брума. Ей тогда было шестнадцать. Не успела я и глазом моргнуть, как она уже готовила венчание в Харрикейн. Ее избранник пришелся нам с Амосом по вкусу. «Мак-Брумы ведут свой род аж от шотландских королей», — щебетала Руфи. Теперь же потомки королей владели закусочной на Норт-Джефферсон-роуд, всего в квартале от площади, в тени каркасового дерева. О каждом посетителе возвещал звон колокольчика над входом. В зале было три стеклянные витрины в форме огромных перевернутых вверх ногами букв U и несколько столиков между ними. До появления «Винн-Дикси», в котором продают целые горы булочек, посетителей было много; по субботам им приходилось брать номерки и ждать своей очереди. Сидя на железных стульях, они таращились на витрины, где лежали булочки с шоколадом, карамелью, коричневым сахаром и корицей. Были там и другие, с начинкой из джема и взбитых сливок. Отдельная полка отводилась под птифуры, свадебные торты, посыпанные сахарной пудрой, и пирожные с грецким орехом. На специальном пюпитре стоял альбом с фотографиями свадебных тортов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Амфора 2005

Тимолеон Вьета. Сентиментальное путешествие
Тимолеон Вьета. Сентиментальное путешествие

Собака, брошенная хозяином, во что бы то ни стало стремится вернуться домой. Истории о людях, встретившихся ей на пути, переплетаются в удивительный новеллистический узор, напоминая нам о том, как все мы в этом мире связаны друг с другом.Тимолеон Вьета — дворняга, брошенная в чужом городе своим хозяином-гомосексуалистом в угоду новому партнеру, — стремится во что бы то ни стало вернуться домой и, самоотверженно преодолевая огромные расстояния, движется к своей цели.На пути он сталкивается с разными людьми и так или иначе вплетается в их судьбы, в их простые, а порой жестокие, трагические истории. Иногда он появляется в них как главный персонаж, а иногда заглянет лишь грустным глазом или махнет кончиком хвоста…Любовь как трагедия, любовь как приключение, любовь как спасение, любовь как жертва — и всё это на фоне истории жизни старого гомосексуалиста и его преданной собаки.В этом трагикомическом романе Дан Родес и развлекает своего читателя, и одновременно достигает потаенных глубин его души. Родес, один из самых оригинальных и самых успешных молодых писателей Англии, создал роман, полный неожиданных поворотов сюжета и потрясающей человечности.Гардиан

Дан Родес

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза