Американский синдром

Новый идол американской публики тем временем следовал по этапу из федеральной исправительной тюрьмы в Батнере через всю Америку с таким эскортом, какой не сопровождал даже президента США. Пользуясь своими конституционными правами, Мак-Дональд раздавал налево и направо пресс-релизы. Они были желанным кормом для стервятников прессы. Не только президенты, но и выдающиеся мобстеры Аль Капонэ и Лакки Лючиано не пользовались таким паблисити. Уже в Батнере Мак-Дональду предоставили одиночную камеру для Ви-ай-пи — очень важных лиц. Неблагодарный идол жаловался на отсутствие привычных удобств, мягкой мебели, развлечений. В федеральном пенитенциарии Атланты он избежал, сидя в одиночке, общения с другими арестантами, чему был весьма рад, так как эта тюрьма установила своеобразный рекорд по числу групповых изнасилований, которым подвергался чуть не каждый человек. Жаловался он на раннюю побудку: в 4.30, ни свет ни заря, надели на него цепи и кандалы — на руки, ноги и вокруг пояса и повезли в «черной Марии» по шоссе на запад. Барахлил кондиционер. Не давали вволю наесться сэндвичами с колбасой и ветчиной, напиться кофе, и кофе оставляло желать лучшего. Экс-капитан-зеленоберетчик расшумелся: «Вы что, не знаете, кто я такой? Я — Джеффри Мак-Дональд!» Конвоиры пригрозили накачать его торазином, запеленать в смирительную рубашку. Мак-Дональд притих и помалкивал до самой Тексарканы. Там он проторчал, томясь в одиночке, целых десять дней. Потом возобновил свой трансконтинентальный вояж длиною в три тысячи миль. Тюрьма в Эль-Рено, штат Оклахома. Мюзикл «Оклахома» он любил слушать с Колетт на своей стереорадиоле… Эль-Пасо, Техас. Там ему объявили, что остаток пути он совершит по воздуху, специальным рейсом полицейского самолета. Наконец-то его тупоумные тюремщики поняли, что он, доктор Мак-Дональд, отнюдь не рядовой арестант! Извольте, доктор, лететь персональным самолетом. Но цепей, идиоты, не сняли. Так в них и прилетел почетный член Ассоциации офицеров полиции Лонг-Бича в лонг-бичский аэропорт. Конвой не подпустил к нему поджидавших его друзей-полицейских с цветами и плакатами с надписями:

«СВОБОДУ ЛУЧШЕМУ ДРУГУ ПОЛИЦИИ ДЖЕФУ МАК-ДОНАЛЬДУ!»

«ДЕРЖИ, ДЖЕФ, ХВОСТ МОРКОВКОЙ!»

«МЫ С ТОБОЙ, ДЖЕФ!»

Как адмирала флота, доставили его на Терминэл-Айленд, оказавшийся вовсе не такой грозной тюрьмой, каким был, например, по слухам, Сейнт-Квентин. Слава и блат сыграли свою великую роль. Закулисные хлопоты привели к тому, что Мак-Дональда определили в тюрьму обычного, а не усиленного режима. Он сразу почувствовал себя дуайеном арестантского корпуса, узнав, что все остальные арестанты сидят не за «мокрые» дела, а так, по пустякам. Кормежка была похуже, чем в ресторане Богарта, лангустовых шеек не подавали, но еда была сносной. Где-то рядом стояла у причала «Куин Мэри», на которой он собирался отпраздновать свое освобождение.

Из окна камеры открывался сказочный вид на лонг-бичскую гавань. Погода была дивной. Накатывал прибой. Белели дома, среди которых был и дом Мак-Дональда, недалеко покачивалась на волнах его мотояхта, которую он назвал «Реанимация» — все хвалили его остроумие. Если достать бинокль, то на пляжах можно будет разглядеть гологрудых красоток… В гараже пылился его «ситроен-масерати» — великолепная машина, он так по ней соскучился! Наверно, и квартира его вся покрыта пылью. Там у него светло, просторно. И всюду со стен смотрят фотографии улыбающихся, жизнерадостных Колетт, Кимми и Кристи. И много, масса зеркал, в которых он с удовольствием видел себя — живого и здорового… с первой благородной сединой на висках, эффектно выделяющейся на мужественном лице, покрытом морским загаром.

…Грант разволновался как мальчишка, получив по почте письмо из издательства в желтом конверте. Почему-то ему показалось, что лед наконец тронулся и рукопись его пошла… Мысленно перекрестившись, он вскрыл конверт. Пачка каких-то газетных вырезок и коротенькое письмецо от Десантиса:

«По моей просьбе секретарша, которая все еще вздыхает по экс-«зеленому берету», заказала в бюро по сбору и рассылке информации все материалы о деле самого знаменитого из всех зеленоберетчиков. Я имею в виду, конечно, не тебя, а Джефа Мак-Дональда. Наконец-то пришла к нему всеамериканская слава! Век будешь говорить мне спасибо за то, что я свел тебя с таким «героем» для твоей книги…»