Американский синдром

Знал Грант с детства одного человека. С Джо Джозефом он учился вместе в одной бруклинской школе, вместе сидели за одной партой, загорали на Кони-айленде, вступали в бойскауты, учились в Нью-Йоркском университете и вместе, подчиняясь патриотическому порыву, пошли добровольно в армию. Только близорукого Джо не взяли в «зеленые береты», и попал он в самую обыкновенную пехоту. Из полумиллионной американской армии только десятая часть принимала непосредственное участие в боевых действиях, остальные девять десятых торчали, как вообще в современных войнах, в тылу. И Джо нес охранную службу где-то в Сайгоне и только раз, в начале 1968 года, во время операции «Тет», когда вьетконговцы напали более чем на сотню городов, включая южновьетнамскую столицу, понюхал пороха, но год в прифронтовом Сайгоне заставил его люто возненавидеть войну. В семидесятом, вернувшись в Бруклин, женился на девушке, преданно дожидавшейся его, стал вскоре отцом двух девочек-близнецов. У него было два интереса в жизни: семья и книга, в которой он писал правду о войне во Вьетнаме. Человек он был уравновешенный, сдержанный, не пылкий, типичный сангвиник. Никогда не замечал Грант, чтобы Джо уж очень пылко любил своих близнят — Джекки и Джил. Он даже редко говорил о них. Но вот его пятилетние дочки заболели дифтеритом, в доме денег на лекарства, на постоянный врачебный уход не хватало. Джил стало совсем плохо, она впала в беспамятство, и Джо срочно вызвал такси и помчался с ней в больницу. Но в дороге Джил умерла, бедняжка, на руках у отца, и Джо тоже не доехал до больницы — умер от разрыва сердца, хотя прежде никогда на сердце не жаловался. Значит, даже «вьетнамский синдром» не мог вытравить любовь и доброту в сердцах всех участников проклятой войны, если сердце у них было горячее и большое.

А неоконченная рукопись о вьетнамской войне перешла к Гранту, и Грант поклялся, что доведет дело, начатое другом, до конца.

И теперь он сравнивал этих двух ветеранов вьетнамской войны — Джо Джозефа и Джеффри Р. Мак-Дональда.

Защитник не жалел красок для словесного портрета подзащитного:

— Прежние жители Форт-Брагга помнят доктора Мак-Дональда как человека, который близко к сердцу принимал дела Америки. Джеф стоял за продолжение войны во Вьетнаме до полной победы и, вернувшись из Ня-Чанга в Форт-Брагг, вывесил с балкона дома, в котором он жил с семьей, наш звездно-полосатый флаг и демонстративно ездил днем с зажженными фарами, как поступали тогда, как вы помните, все истинные патриоты Соединенных Штатов. Он негодовал по поводу демонстраций «мирников» в Вашингтоне и мужественно воздерживался от критики инфляции. Он порицал президента Никсона за то, что тот, вступая на свой пост, заявил: «Титул миротворца — это высшая награда, которую может дать история». С другой стороны, Джеф повторял такие слова президента: «Северный Вьетнам не может победить или унизить Соединенные Штаты. Только американцы могут это сделать». Доктор Мак-Дональд возмущался конгрессом, провалившим план создания системы обороны против советских баллистических ракет, известной под названием «Сейфгард». Он горячо ратовал против отвода американских войск из Вьетнама, правильно предсказывая, что, после того как они будут отведены, оборона Южного Вьетнама рухнет как карточный домик. Он часто предсказывал, что мы проиграем войну во Вьетнаме, впервые в нашей истории потерпим поражение, если «великое молчаливое большинство» Америки не восстанет против «мирников», этой «пятой колонны». В ноябре, когда состоялась наша вторая высадка на Луну в одном и том же 1969 году, Мак-Дональды устроили пирушку у себя дома для знакомых офицеров. В связи с официальным объявлением, что Америка до конца века высадит людей на Марс, Джеф заявил, что охотно пошел бы в астронавты, да жаль, что к концу столетия будет слишком стар. Вслед за вице-президентом Эгню клеймил он позором «твердокаменных диссидентов и профессиональных анархистов, толкающих Америку к постыдному, позорному поражению». Он писал в редакции газет «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост» и на телестудии, протестуя против их пораженческого курса…

Прокурор снова ринулся в контратаку: