Амфитрион

Была черней, чем зимних сто ночей.И по сравненью с ней другие ночиКазались яркими, как попугаи.Не мудрствуя лукаво, я улегся,Но вдруг хозяин подозвал меня«Старик, – он молвил, – ты мне толковал,Что тьма не более темна, чем свет». —«Да, отвечаю, толковал». – «А как

Ты мне докажешь это?» – говорит.А я ему в ответ: «Сначала выМой тезис опровергнуть попытайтесь».«Ну, – говорит он, – ночью мы не можемНи цвет, ни форму вещи распознать»,«И днем не можем, – я ему на это. —Гора, к примеру, утром голубая,А на закате пурпуром горит.

И кажется она нам сверху круглой,А спереди мы видим острый шпиль».«Допустим, – говорит, – однако ночьюНас беды страшные подстерегают.Не можем мы во тьме их разглядеть».«И днем не можем, – я ему на это. —Средь бела дня нас лучший друг предаст,Змея укусит и скала придавит»,

«Однако днем, – мне возражает он, —Так человеку на душе легко».Ну, тут уж я его совсем припер.«Вот, говорю, в чем ваше заблужденье.Для мудреца ни ночи нет, ни дня.Быть мудрым – значит вечно ждать беды.От освещенья мудрость не зависит.И зренье – только форма слепоты,

И свет есть та же тьма, но наизнанку.И день, и ночь внушают равный ужас».И вдруг он соглашается со мной.«Ты совершенно прав, мой добрый Созий.И вместо неученого рабаЯ лучше в Фивы мудреца пошлю.Тебе ведь все равно, что ночь, что день».

Появляется Меркурий, одетый как Созий.