– Был у меня один любовник, – вздохнув, сказал Мачео, – который никогда не говорил мне ничего определенного. Сколько вечеров мы провели в этих банях вот так, как сейчас мы с тобой. Как только он понимал, что допустил меня слишком близко к своей душе, то всякий раз деликатно отталкивал меня, бормоча что-то похожее, как ты – про неопределенность предмета для разговора. Но, стоило мне отдалиться от него и скоротать вечер в компании других любовников, как он начинал умасливать мой слух сладкими речами. Воодушевленный, я давал отказ любовникам и нырял в его объятия, наслаждаясь ими до тех пор, пока он вновь не заводил разговор про неопределенность предмета.
– Я чувствую в твоих словах вопрос, который ты не решаешься задать, – сухо бросил ему Шай, который всегда утомлялся беседами о сердечных делах.
– Мой вопрос предельно прост и, думаю, хорошо понятен тебе. – Мачео слегка приподнял голову и посмотрел на сидящего над ним Шая. – Есть ли где-то на другом краю Амплерикса юноша, что отчаянно ждет патриция Эрзальской долины, пока тот наслаждается вечерами в далеком Аджхарапе, по ту сторону Чистых гор, в компании другого юноши?
– Не ждет, – ответил Шай, поймав себя на мысли, что он, в общем-то, не лжет в данный момент.
– Стало быть, у меня есть шанс? – эти слова прозвучали робко, как звучит любой вопрос, на который страшно получить отрицательный ответ.
– У тебя есть шанс похвастаться перед своим любовником тем, что ты имел удовольствие делить ложе с патрицием Эрзальской долины. Представь, какой отличной мотивацией это станет для него.
Мачео тяжело вздохнул. Он понял, что пытаться привязать к себе этого непокорного ангалийца – все равно что совладать с диким жеребцом. Если удастся оседлать коня на время, тот устроит дикую, увлекательную, опасную скачку, но в конце выкинет наездника из седла, заставив его больно удариться оземь. Жеребец будет катать наездника столько, сколько угодно жеребцу, но не наезднику, и однажды не позволит более расчесать гриву. Он топнет копытами, встанет на дыбы и унесется вдаль, не оставив за собой ничего, кроме сладких воспоминаний и взвившейся в воздух пыли.
– Скажи мне, – воспользовавшись молчанием Мачео, Шай постарался перевести разговор на другую, более интересную ему тему, – чего не хватает Аджхарапу?
– Не хватает? – переспросил Мачео, почесав нос о полотенце. – А чего не хватает любому городу?
– Ты мне скажи.
– Не хватает свободы. Не хватает земли, не засаженной этими мерзкими хищными розами с их перезревшими клыками. И монет.
– Монет не хватает даже Королеве, – усмехнулся патриций, и его руки скользнули к пояснице любовника. – Но в чем жители Аджхарапа нуждаются особенно остро? За то время, которое я провел в вашем городе, смог понять только то, что вы не испытываете недостатка в цветах.
– Для чего ты спрашиваешь?
– Хочу быть полезным Аджхарапу. Хочу, чтобы жители не видели во мне капризного иноземца, прибравшего к рукам город и прибыльное дело по производству лодок. Отныне Аджхарап – новый протекторат Эрзальской долины, но мне нужно заявить о себе жителям в правильном ключе. Нужна их поддержка.
– Поддержка для чего?
– Для того, чтобы обеспечить себе нужную репутацию и стать истинным правителем протектората.
– Город является протекторатом только в твоих мечтах, – ответил Мачео. – Корона не давала на то своего согласия.
– Корона поглощена заботами о больной Королеве, а не о далекой территории Восточного Амплерикса. С Триарби я смогу договориться. Сейчас же меня интересует другое – чего не хватает Аджхарапу?
– Чего нам не хватает… – задумчиво сказал Мачео. – Пару лет назад на нашу центральную набережную обрушился осколок скалы с Чистых гор. Несколько домов оказались погребены под камнепадом вместе с обитателями.
– Да, я видел ту глыбу в реке. – Ладони патриция поднялись по спине юноши. – В тот день, когда ваши стражники вели меня в мэрию к Дейне.
– Из-за камнепада течение реки затруднено, большие корабли не проходят. Только лодки. Торговля не умерла, но… прихворнула. А еще речная вода.
– Что с водой?
– Раньше, до камнепада, она была почти прозрачной в городской черте, даром что Арамей зовется млечноводным. Словно сами Чистые горы забирали из воды молочный оттенок на западе и пропускали ее к нам, на восток, уже ясной, точно стекло.
– У вас я уже успел искупаться, – сказал патриций, вспомнив свою первую встречу с Клареной. – Вода как будто была густой.
– Она застаивается возле пирсов и в гавани. И воняет время от времени. Даже аромат цветов не может заглушить запах. Особенно в штиль.
– Штиль… – повторил Шай и добавил: – Порою эрзальские ветра тоже требуют покоя.
– Несколько раз в неделю мы вычищаем дно реки от ила, а пирсы – от скользких водорослей. Иначе никак, – сказал Мачео. – Бега реки нам не хватает, ее быстрого течения, вот чего.
– Прекрасно. Я помогу вам.
– Ты? – усмехнулся Мачео. – Голыми руками? Или той частью тела, которой ты можешь держать даже лук? Мы уже второй год пытаемся раздробить кирками ту насыпь. Но пройдет еще несколько лет, прежде чем русло Арамея будет освобождено от глыбы хотя бы наполовину.