Амулет на удачу (СИ)

Дальше до меня дошли две вещи. Сначала я испугалась, что в сердцах нахамила профессору. Потом сообразила – месье Дюран насчёт формул шутит, причём шутит в мой адрес! Причём самым наглым образом ухмыляется. То есть нет, он на самом деле легонько улыбнулся и приподнял одну бровь, затем провёл пальцами по волосам, убирая с глаз упавшую прядь. Выглядело его поведение достаточно учтиво, будто он на каком-то светском приёме – но суть от этого не менялась, наш куратор самым нахальным образом надо мной сейчас посмеивался.

– Елизавета, я преподаю уже не первый год, но такой студентки у меня ещё не было, видит Благоликий. Ты неподражаема.

– Тогда зачем вы пристали ко мне? Зачем следите и придираетесь без конца? – Я понимала, что нарываюсь на неприятности, но меня уже несло. Накопившееся за эти месяцы напряжение держать я в себе уже не могла, повод высказаться был. Тем более я точно знала, что нахожусь в Академии последние часы, и сдерживаться совершенно не хотелось. – Всё время без конца я только и слышу: «Орешкина то и сё», «Орешкина к доске» и «Как плохо». Да я эти формулы знаю лучше всего потока вместе взятого.

Тут я прикусила язык, правда не в переносном, а в прямом смысле – от гнева выступили слёзы, я не хотела, чтобы Дюран подумал, будто я плачу и попыталась их смахнуть параллельно с разговором.

– Истерика закончена? – флегматично поинтересовался декан. – Будем считать, это оттого что тебя передержали в одиночестве, и ты утратила навыки социализации, но теперь их восстановила. – В этот момент мне до зуда в кончиках пальцев захотелось чем-нибудь в него запустить, но поднос с завтраком уже унесла медсестра. Кидаться же подушкой глупо и ещё не так поймёт. – Кроме того, ты уже позавтракала, и твою медицинскую карту я тоже видел. Но как твой преподаватель, обязан поинтересоваться. Болит где-нибудь? Или ты готова говорить о делах? – Я осторожно кивнула. Дюран тут же шикнул на дракошку: – Исчезни вон в тот угол, и не отвлекай хозяйку, пока она занята очень важным делом, от которого много зависит.

Зубастик, зверушка моя предательская, немедленно послушался деканового приказа как новобранец увешанного орденами генерала. Порхнул на подоконник и замер горгульей со знаменитого собора, будто его нет совсем, лишь занавески едва заколыхались от растормошённого крыльями воздуха. Я же вспомнила про визит Ульрики, осторожно села на кровати и, боязливо взглянув на куратора, тихо поинтересовалась:

– Что с Мишей? – В глазах у профессора было столько праведного удовлетворения, что мне стало страшно. И заодно крайне интересно, как быстро Самохин-старший оторвёт мне голову, когда мы с позором вернёмся. Или это быстрее сделают мои родители? Интересно, а где-нибудь на пересадочной станции я смогу потеряться? – Месье Дюран, это вы с ним сделали?

– Твоя подруга Ульрика насплетничала? Болтушка и ветер в голове, хотя девочка в целом неплохая и добрая. – Я захолодела. Да человек ли вообще передо мной, если он просчитывает вообще всё, что вокруг меня происходит? Теперь можно не гадать, как несмотря на плотную охрану вокруг меня, Ульрике и её приятелям удалось ко мне пробраться. – Пришлось, мадемуазель Орешкина, послать весточку на ваш родной Лист, что с родителями одного из наших студентов срочно необходимо встретиться.

Я боязливо кивнула, лихорадочно пытаясь сообразить, во что я вляпалась. Ибо просто так такая шишка, как член Попечительского совета академии из-за никому неизвестной нищей первокурсницы не станет путешествовать на захолустный Лист, да ещё с несколькими пересадками.

– Елизавета, ты потрясающе не можешь скрывать то, что творится у тебя в голове. Всё мгновенно становится написано у тебя на лице, – рассмеялся месье Дюран. – Нет, к тебе домой я не ездил. Не по чину, сама понимаешь, да и прочих дел немало. Я связался с поверенными нашей семьи на Терре-секунде, они всё для меня организовали и вызвали господина Самохина-старшего для разговора. Разговаривал с ним в соответствии с моими инструкциями тоже поверенный семьи в столичных мирах.

Ладислас Дюран внезапно тяжко вздохнул и посмотрел на меня с усталой укоризной.