– Правильно. Я пойду и посмотрю, как будут развиваться события. А ты покамест посиди все-таки тут, будь хорошим мальчиком. И будь готов быстренько отступить, если дела пойдут паршиво.
– Никуда я не побегу! – тихо-тихо сказал Натаниэль.
У него голова шла кругом. Миссис Андервуд…
– Позволь дать тебе один совет, плод богатого жизненного опыта. Если на кону целостность твоей шкуры, бегство – вполне приемлемый выход из положения. Так что привыкай к этой мысли, приятель.
Мальчик повернулся к двери чулана и приложил к ней ладонь. Дверь отчаянно затрещала, раскололась рядом с замком и распахнулась.
– Отправляйся к себе в комнату и жди. Я скоро сообщу тебе, что происходит. И будь готов срочно рвануть когти.
И с этими словами джинн исчез. Когда Натаниэль вышел из чулана, на лестничной площадке уже никого не было.
Бартимеус
28
– Прошу прощения за вторжение, Артур, – сказал Саймон Лавлейс.
Я нагнал Андервуда, когда он только-только входил в свою длинную, темную столовую – он несколько минут проторчал перед зеркалом, приглаживая бороду и поправляя галстук. Правда, это мало помогло: по сравнению с более молодым волшебником – тот стоял у камина, разглядывая собственные ногти, холодный и напряженный, словно сжатая пружина, – старик казался встрепанным и траченным молью.
Андервуд с преувеличенным энтузиазмом замахал руками.
– Ну что вы! Чувствуйте себя как дома! Простите за задержку, Лавлейс. Не хотите ли присесть?
Лавлейс не хотел. На нем был темный, стройнящий его костюм с темно-зеленым галстуком. Очки ловили свет лампы под потолком и при каждом движении посверкивали. Глаз не было видно, но под глазами набухли темные мешки.
– Вы, кажется, взволнованы, Андервуд, – сказал он.
– Нет-нет! Я просто спускался с верхнего этажа и немного запыхался.
Я превратился в паука, перебрался через притолоку и пополз по стене в самый дальний и темный уголок. Там я поспешно сплел паутину, так, чтобы она получше закрывала меня. На то была причина: Лавлейс прихватил с собой беса, тот сидел на втором плане и так и зыркал по сторонам, приглядываясь ко всем уголкам и щелкам.
Мне как-то не хотелось прикидывать, как именно Лавлейс вычислил этот дом. Нет, это определенно было неприятным совпадением – что он прибыл одновременно со мной! Но эти размышления могли подождать: будущее мальчишки – а значит, и мое – зависело теперь от моей способности быстро соображать, что к чему, и действовать по обстоятельствам.
Андервуд уселся на свое обычное место и выдавил вымученную улыбку.
– Итак… – сказал он. – Вы точно уверены, что не хотите присесть?
– Нет, спасибо.
– Ну, тогда хотя бы скажите этому вашему бесу, чтобы перестал мельтешить. Мне от этого делается нехорошо, – неожиданно грубо и раздраженно заявил Андервуд.
Саймон Лавлейс прищелкнул языком. Бес, паривший у него над головой, мгновенно замер, на его физиономии застыло нарочито несчастное выражение, нечто среднее между гримасой и ухмылкой.
Андервуд старательно сделал вид, будто не замечает всего этого.
– У меня на сегодня запланировано еще несколько дел, – сказал он. – Может, вы наконец скажете, чем я могу быть вам полезен?
Саймон Лавлейс мрачно наклонил голову.
– Несколько дней назад, – сказал он, – меня обокрали. Когда меня не было дома, у меня похитили некий предмет, обладающий силой.
– Как прискорбно! – сочувственно произнес Андервуд.
– Благодарю вас. Этот предмет был чрезвычайно дорог мне. Естественно, мне очень хочется получить его обратно.
– Естественно! Вы думаете, тут замешано Сопротивление?..
– Именно в связи с этим я к вам и явился, Андервуд…
Он говорил медленно и осторожно, кружа вокруг да около. Возможно, он даже теперь надеялся, что ему не придется выдвигать прямого обвинения. Волшебники всегда осторожно подбирают выражения, ибо любое поспешно брошенное слово – даже в критической ситуации – способно привести к беде. Но Андервуд не понимал намеков.
– Конечно же, вы можете всецело рассчитывать на мою поддержку, – спокойно отозвался он, – Эти кражи просто омерзительны. Нам некоторое время назад стало известно, что существует черный рынок, на котором торгуют крадеными артефактами, и лично я, например, считаю, что сопротивление нашему правлению возникло во многом благодаря этой торговле. Все мы вчера видели, к каким возмутительным инцидентам это может привести.
Брови Андервуда слегка приподнялись в некотором подобии радостного изумления.
– Должен признаться, – продолжал он, – я поражен, что жертвой оказались вы. До сих пор от этого страдали, простите мне мою откровенность, лишь относительно слабые волшебники. Существует предположение, что кражи совершает молодежь, если не дети. Я предположил бы, что уж ваша защита совладала бы с ними шутя.
– Именно, – сквозь зубы процедил Лавлейс.
– Как вы полагаете, это как-нибудь связано с нападением на Парламент?
– Одну минуту. – Лавлейс вскинул руку. – У меня есть основания подозревать, что кража А… кража моей вещи – дело рук не так называемого Сопротивления, а одного из коллег-волшебников.
Андервуд нахмурился.
– Вы так считаете? Но откуда такая уверенность?