Амур-батюшка (Книга 2)

- Иван уехал... - заговорил Тереха. - Зачем мы ему?

"Нет, Иван не уехал, он здесь, - подумал Егор, выслушав рассказы про то, как гостил Бердышов. - Он уехал, но богатство его здесь, вокруг нас".

- Он уж и на баб зарится, - продолжал Тимошка. - Уж одна потемнела, как он уехал...

В ичигах, в старой рубахе, с топором за лыковой опояской, стоял Егор на черной земле, слушая соседей, и думал глубокую думу: "Опасным человеком становится Иван Бердышов. Он всегда брал свое, что ему надо было - "не мытьем, так катаньем", и делал это с шуточкой, как бы нехотя, а добыча сама шла ему в пасть. Неужели и Дуня, красавица, подалась сердцем к нему? Иван давно на нее поглядывает. Но это еще вилами на воде писано, что она поддалась. Конечно, ей лестно, что Иван угождает. Но люди зря говорят: Дуня - кремень и любит Илью".

Иван через соседей передал приветы Егору, звал и его с детьми в Николаевск. Егор не боялся дружбы с Бердышовым. "Но как знать, что будет?"

Егор шел на Амур за вольной, справедливой жизнью, надеялся, что люди сойдутся равные, будут жить трудами. А тут люди снова разделились на богатых и бедных. День ото дня на новой земле все больше заводилось старого.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ

Многие женщины, помогая мужу создавать богатство, и не предполагают даже, что готовят себе несчастье. Но Одака, когда-то считавшаяся очень глупой, битая, темная и невежественная - былое посмешище для всего Бельго, - отлично это сознавала. У ее мужа завелось золото. Она помогала ему мыть, работала не за страх, а за совесть, ворочала пески лопатой, нагребала их в бадью, стоя в глубоком колодце босая, по колена в ледяной воде. А золото ее не радовало. Мысль, что муж накопит золота, оставит ее и сынка, и, как многие китайцы, уйдет на родину, чтобы купить там клок земли и хорошенькую китаянку с маленькими ногами, не давала ей покоя. Правда, говорят, что есть китайцы, которые не покидают своих жен-гольдок.

Одака бывала вне себя от гнева. Почему такая несправедливость? Как смеет муж бросать семью? Ведь вот у русских разрешается иметь только одну жену, и ту нельзя бросить. Айдамбо живет по русскому закону, он тоже никогда не разведется с Дельдикой. Они стояли под железной шапкой. Одака вспомнила, что и сама ведь тоже крещеная.

Женщина скрывала свои мысли. Она чувствовала: скрытность поможет ей. Мыла золото, работала на пашне, хозяйничала, делала все, как хотел муж, не давая повода подозревать себя в чем-либо. Лучше прикидываться дурочкой, когда муж такой умный да еще приехал издалека.

Когда началась осенняя рыбалка и прииск с его небогатыми золотом песками опустел, Одаку словно подменили: она упрется и все делает по-своему. "Опять стала дура дурой, как в семье Кальдуки!" - думает муж.

- Что тебе надо? Почему ты упрямишься? - кричит Сашка. - Я тебя буду бить!

"Бить!" - думает она зло.

Но как Сашка ни грозил, ничего не помогало.

- У тебя невод не готов, - ворчит Одака, - я привезла невод, а ты что? Уж звезды показывают: кета подходит.

Одака вспомнила детство, как ее любил отец, как она ничего не боялась, когда он был жив. Каждую осень, глядя на созвездие Оринку, она слушала его сказки. А теперь у нее проклятый муж-китаец, который считает ее дурой, а себя каким-то особенным.

А на рыбалке оказалось, что Сашка рыбу ловить не умеет.

- Черта тебе! Дурак! А все учишь меня! - стоя в лодке, закричала Одака, когда он выпустил из рук конец невода. - Разве так рыбу ловят? Воды боишься, какой ты мужик? Дикая курица! Тебе только в грязи копаться! - Она в досаде ударила мужа изо всей силы веслом по спине, подняла конец упавшего в воду невода, схватила его зубами и села на весла.

Одака не умела сдерживать свои порывы ни в любви, ни в гневе и еще раз стукнула оробевшего мужа так, что у того в глазах потемнело.

Весь день ловили рыбу, заводили, тянули невод. Сашка работу на воде не любил: он еще боялся воды.

Возвратившись в фанзу, мокрый и усталый, он спросил жену:

- Почему ты такая злая?

В эти дни Николай и Володька уехали на телеграф - клали там новую печь, и супруги были одни.

- Чего тебе надо? - закричал он, видя, что она молчит.

- Ничего не надо! - со злом отвечала Одака, жуя лук.

Потом уж как-то призналась она, что боится. И стала объяснять, что бог един, а что Сашка его не признает, закона настоящего не знает, что ребенок не крещен. И потом она твердила ему о боге много ночей подряд.

Сашка поехал в церковь.

- Лабота еся? - спросил он попа.

У попа всегда была работа. Ему тоже надо было переложить печи в церкви, а то Бормотовы ругаются, что, мол, когда бедных венчал, так снег в углу был, промерзло все. Солдаты сделали печь кое-как.

- Им что! - жаловался поп на солдат. - Им горя мало, но бог их везде найдет и накажет, - уверял он Сашку.

Китаец стал перекладывать печь. Поп уговаривал его креститься.

- Нет, моя не хочу! - отвечал Сашка.

Хотя Сашка и намеревался креститься, но соглашаться сразу не желал.

"Пусть сначала деньги за работу заплатит, а то скажет - даром. Пока я другой веры, хоть получить с попа деньги!"